– Не будем. Ведь все уже произошло. Я здесь, в тупике, зато твой паровоз мчится на всех парах. И сколько там еще горячих тоннелей впереди?
– Сколько будет, все мои… И ты, я так понял, не хочешь в тупике оставаться. К Демьяну клинья подбиваешь?
– Даже не пыталась.
– Пока нет, но все еще впереди, да?
– Не забывай, с ним мои дети…
– А с тобой – мой сын! Ты же не хочешь, чтобы я забрал у тебя сына?
Это был запрещенный прием, и Лариса скривила губы так, как будто Алик на самом деле ударил ее ниже пояса.
– Не хочу.
– Тогда забудь о своем Демьяне, поняла?
– Тебе-то что?
– Ты не понимаешь? Я развелся с тобой, теперь Вероника моя законная жена. Но я тебя из своей жизни вычеркивать не собираюсь. Теперь ты просто моя жена, я буду к тебе приезжать.
– А я этого хочу?
– Но тебе же нравится эта квартира? Квартира – супер, знаешь, в какую сумму ремонт встал? А обстановка? И ты думаешь, что это все ради тебя одной?! Нет, ради меня тоже! Это не твоя квартира, а наша.
– Скажи проще, я твоя содержанка без права на личную жизнь.
– Почему без права на личную жизнь? Я – твоя личная жизнь!
– Я это уже поняла.
– Я смотрю, тебе еще многое предстоит понять… И прежде всего ты должна понять, что я не хочу делить тебя с Демьяном! – разозлился Алик.
– Я – твоя собственность?
– Да, ты моя собственность. И я буду за тобой следить.
– А если я все-таки уйду к Демьяну?
– Любое твое движение в его сторону я буду расценивать как попытку к бегству.
– Будешь стрелять на поражение?
– Да, лишу тебя всего.
– Я не думаю, что это так просто – лишить меня сына, – без всякой уверенности в своих силах возразила Лариса. – Все-таки я мать, закон на моей стороне…
– Хочешь со мной потягаться? – Алик хищно сощурил глаза.
А Лариса глаза опустила.
– Нет.
Можно попытать счастья с Демьяном, но ведь он ясно дал ей понять, что возврата к прошлому не будет. Она пойдет к нему, он вежливо пошлет ее обратно, и тут же последует удар от Алика. Если захотеть, родительских прав можно лишить любую мать, если она беззащитна. Из нее можно сделать наркоманку, алкоголичку, шлюху, пройтись по ней катком общественного мнения, размазать по асфальту. Если Алик очень захочет, он добьется своего, и Лариса останется у разбитого корыта, если вообще выйдет из этой истории живой.
– Тогда сиди на своей жердочке и не дергайся. Ты меня поняла? – Алик пальцами взял ее за подбородок, приподнял голову и с недобрым торжеством заглянул в глаза.
– Да, я тебя поняла.
– Тогда раздевайся.
– Что?
– Раздевайся.
Он снял пиджак, аккуратно повесил его на кованую спинку стула, стал расстегивать пуговицы на сорочке.
– Зачем?
– Потому что я тебя хочу.
– Но мы же в разводе.
– Я смотрю, ты ничего не поняла.
Он и рубаху снял, и брюки, а Лариса даже волосы не распустила.
– Ну, почему же, я все понимаю. Я твоя запасная жена, и можешь меня иметь. Но я сегодня не хочу…
– Может, ты с Демьяном хочешь?
– Я разве об этом говорила?
– Ну, ты же не говорила, что хочешь трахнуться с Олегом?
Не должна была она этого делать, но возмущенная душа послала сигнал в обход разума, и рука размахнулась помимо ее воли. Алик аж подпрыгнул от возмущения, получив пощечину. И еще он ударил в ответ. Кулаком, в лицо. И это был гораздо более сильный удар, которым он в свое время наградил Олега.
Точно так ее бил Бабуин в тот день, когда она оказалась в притоне. Он избил ее, швырнул на кровать, надругался… И Алик ведет себя не лучше, чем этот скот.
– Я сказал, раздевайся!
Он возвышался над ней, покачиваясь на разведенных в стороны ногах. Так фашисты стояли над своими жертвами, но те хоть в форме были, а этот голый.
– Алик, не надо!
Она ненавидела его, презирала и ложиться под него не хотела, но пальцы уже нащупывали боковую «молнию» на платье. Правда, расстегнуть ее не получалось, и потому Алик замахнулся снова. Правда, бить не стал. Зато пальцы задвигались быстрей и точней, «молния» расстегнулась, платье снялось. И колготки полетели в сторону, и белье…
Алик схватил ее за руку, швырнул на кровать с голым ортопедическим матрасом. Никаких прелюдий, все быстро и грубо, как в животном мире. И сам Алик получил какое-то звериное удовольствие. Зарычал, захрипел, задергался, как человек, на шее которого затянулась удавка. Лариса же ничего, кроме отвращения к нему, не испытала…
– Эй, ты что, плачешь? – удивленно спросил Алик.
Неужели он думал, что Лариса рыдать будет от восторга?
– Нормально же все… Ну, погорячились немного, – примирительным тоном сказал бывший супруг.
Как будто не он был виноват, а она. Да, она отказала ему, но как великодушный мужчина и джентльмен он готов ей это простить… Ну не мразь ли?
– Хватит плакать, говорю.
Но Лариса в ответ разрыдалась.
– Ну, не надо, прошу тебя… Лариса, ну не надо… Ну, извини… Накрыло меня, сам не знаю, как это случилось…
Наконец-то дошло до него, какую гнусность он сотворил. И жалость к ней в его голосе появилась, и нотки покаяния прорезались.
– Ты хуже Бабуина! Ты хуже, чем он!
– Хуже Бабуина? – возмутился Алик. – Ты хочешь обратно к Бабуину?
Лариса встрепенулась, резко села, посмотрела на него пронзительно и возмущенно.
– Что ты сказал?
– Ну, может, со мной действительно хуже, чем с Бабуином…
– Это у тебя юмор такой?
– Да, юмор такой… – не выдержал он ее взгляда.
– Черный юмор.
– Не спорю.
– Все правильно, черные дни, черный юмор, – горько усмехнулась она.
– Это тебе так кажется, что у тебя черная полоса. На самом деле все в порядке. Сын с тобой, я никуда не делся, жить где есть. Причем жить будешь хорошо…
Он поднялся с кровати, прошлепал к стулу, где висел пиджак, вынул оттуда бумажник, выдернул оттуда стопку тысячных купюр, аккуратно положил на тумбочку.
– Это тебе на первое время, ну, белье там купить, покрывала, на кухню там что-нибудь… Если будет мало, позвони, я приеду…
– Приедешь? И снова изнасилуешь, да? – горько усмехнулась Лариса.
– Я тебя не насиловал.
