Он уже пришел в себя, поэтому его удивление казалось убедительным.
– Это я должна бояться тебя, да?
– Почему ты должна меня бояться?
– Потому что ты имеешь на меня виды. Ты бы уж сказал для приличия, что хочешь на мне жениться.
– Я? Хочу на тебе жениться?.. – шокированно переспросил он.
– А что, я уже взрослая. Мне восемнадцать лет.
– Да, восемнадцать лет… – кивнул он. – Но я не хочу на тебе жениться…
– Почему?
– Потому что ты мне как дочь… Я отношусь к тебе как к своей дочери…
– Мой отец за мной не подсматривал, когда я купалась в душе.
– Юля!
У Олега Ефимовича дух захватило от возмущения, и глаза стали такими, как будто вот-вот могли лопнуть. А еще лицо залило краской.
– Я с тобой серьезно! Я тебя стрелять учу! А ты какие-то глупости мне говоришь! Кто за тобой в душе подсматривал, о чем ты?
– А за разные места кто меня трогает?
– Юля! Не говори ерунды!
– Хорошо, пусть это будет ерунда. И я прошу прощения, если была не права… Но ты, Олег Ефимович, больше меня не трогай… Мы еще стрелять сегодня будем?
– Да, конечно, – с трудом успокаиваясь, сказал он.
Но тренировка не заладилась, после нескольких выстрелов Олег Ефимович вдруг засобирался домой. Винтовку он тщательно зачехлил, чтобы она не промокла на земле, спрятал под поваленное дерево и подал команду «Бегом, марш».
Бегать Юле приходилось много, и сам Кухаров в свои тридцать шесть лет выдерживал многокилометровые кроссы.
Дома он первым принял душ. Долго он пропадал в кабинке, и вскоре Юля поняла почему. Когда она сама встала под душ, знакомой дырки в доске уже не было. Олег Ефимович выстругал палку такого же сечения, засунул ее в отверстие и срезал все лишнее с двух сторон. Стыдно ему стало. Что ж, значит, он еще не совсем потерян для их совместной жизни.
* * *
Огонь в камине горел с треском, дым с гулом уходил вверх через трубу. Хорошая печь, Олег Ефимович ее своими руками сложил. И лосиная голова с рогами, что висит над камином, – это его охотничий трофей. Вот шкура медвежья на полу перед диваном – это уже чужая заслуга. Друг один, говорит, подарил.
Олег Ефимович сам построил этот бревенчатый дом на отшибе подмосковного поселка. Людей нанимал только для того, чтобы поставить фундамент и сруб под крышу, а внутреннюю отделку взял на себя. И хорошо у него это получилось, комфортно в доме и охотничьей экзотикой попахивает. Он как только построил его, так сразу и привез сюда Юлю. Они вместе, считай, новоселье справили. Но гостей не было. Ни друзей не позвал он в дом, ни соседей. В интернате он – открытая душа, а за пределами ни с кем общаться не хочет, если не считать Юлю.
Но друзья у него есть. Друзья-однополчане. Он с ними на День десантника встречается, в другие памятные для них даты. Иногда уезжает на несколько дней, а один раз целых две недели пропадал. Но никогда никого из них в дом к себе не звал…
– Юля, мне надо с тобой серьезно поговорить.
Он достал из кармана пачку «Мальборо», сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой, но потом вспомнил про собственный запрет на курение в доме, бросил ее в огонь. Немного подумал и снова взялся за сигарету, только на этот раз не стал ее зажигать.
Вид у него был такой, как будто он собирался признаться ей в любви. Собирался, но все не решался.
– Разговор очень серьезный…
– Хочешь сделать мне предложение руки и сердца? – подзадорила его Юля.
– А ты бы хотела? – еще больше разволновался он.
– Нет.
– Почему?
– Потому.
– А нам надо быть вместе.
– Мы и так вместе.
– Нам всегда надо быть вместе. Потому что у нас единая цель – найти и уничтожить твоих обидчиков.
– Как мы их найдем, если мы ничего про них не знаем?
– Не знаем. Потому что еще не взялись за них. Потому что ты не готова была к войне с ними. Но сейчас ты уже готова к этому. И нам пора выйти на тропу войны… Но возникли некоторые обстоятельства, – замялся Кухаров.
– Какие обстоятельства?
– Мне угрожает большая опасность… Я не хотел тебе говорить, но два месяца назад был убит мой друг Юра Серегин, а на прошлой неделе погиб второй мой друг… Я не хотел тебе говорить, но еще в начале девяностых мы открыли кооператив по пошиву курток и джинсов, со временем это предприятие переросло в целую фабрику. Я тогда учился в институте, потом работал в психиатрии, времени у меня на этот бизнес не оставалось. Но дело в том, что в этом бизнесе есть и моя доля. Она небольшая, всего десять процентов, но все-таки она есть…
– Впервые слышу.
– А на что, по-твоему, я построил этот дом? На что купил машину? На что, по-твоему, мы живем? Или ты не знаешь, сколько я зарабатываю в интернате?
– Знаю. Мало.
– А живем мы с тобой хорошо.
– Да, я заметила…
– Это дивиденды, Юля. Дивиденды с фабрики. И они сейчас находятся под угрозой… Да черт с ними, с этими дивидендами! – отчаянно махнул рукой Кухаров. – У меня есть кое-что на банковском счете, проживем и без них. Куда хуже, что вслед за Серегиным и Ворожиловым могу погибнуть я. Как погиб твой отец. Ты же знаешь, зачем бандиты убили его. Из-за денег они его убили, из-за фирмы, которой он владел. Теперь точно такая же ситуация сложилась и со мной… Хорошо, если меня просто застрелят. Будет гораздо хуже, если эти подонки ворвутся в наш дом и сожгут его. Но сначала они убьют меня. И еще они могут изнасиловать тебя… Ты знаешь, как это может быть…
Да, Юля хорошо знала, как это бывает. И хорошо помнила звериные оскалы бандитов. А как забыть тот момент, когда она кричала от боли, когда та сволочь рвала ее изнутри? Она кричала от боли, но никто ее не слышал, потому что в соседней комнате бандитские ублюдки убивали отца и насиловали маму… И этот кошмар мог повториться снова…
– Да, я знаю, как это бывает…
Загнанный в глубины сознания страх вдруг вырвался на свободу, схватил Юлю за душу и принялся трясти ее. Хотелось орать от ужаса, в истерике биться головой о стену…
Но Кухаров знал, как ее успокоить.
– Не бойся, ничего не случится, – завораживающе глядя ей в глаза, сказал он. И крепко взял Юлю за плечи, чтобы она чувствовала его опору. – Бандиты – тоже смертные. Они убивают, но их тоже можно убить. Они хотят нашей смерти, а мы им хотим смерти. Он пойдут нас убивать, но мы сделаем это раньше… Там все решает один человек. Если его не будет, нас никто не тронет. Его надо убить. И ты его убьешь. Ты умеешь это делать, и ты его убьешь. Ты его убьешь и отомстишь за всех, кого он уже изнасиловал и убил. Ты его убьешь, ты отомстишь ему за себя. Ты его убьешь и восстановишь справедливость. Ты его убьешь, и с тобой ничего не случится. Ты его убьешь и отомстишь за моих друзей… Ты его убьешь?
