Чтобы воспоминания о бурно проведенной ночи с губернатором не будоражили ее воображение, подогретое в прямом смысле этого слова горячей ванной, Белла неторопливо застелила постель, прибрала на столике, затем надела черное платье, в котором была в свой первый (во всяком случае, осознанный) день пребывания в этом доме, и, удобно устроившись перед зеркалом на мягком пуфике, раскрыла розовый кожаный несессер, купленный ею вчера вместе с набором косметики и духами, и принялась за макияж. Как давно она не получала удовольствия от этой простой, обычной для каждой нормальной женщины процедуры. Когда Белла поднялась с пуфика, она не узнала самое себя в зеркале. И неудивительно, что, войдя в гостиную, она услышала тонкий ниспадающий свист Скандинава, который застыл перед ней в восхищении, не в силах сдержать улыбку.
– Что, Вадим, кажется, я чертовски хороша сегодня? – засмеялась Белла, усаживаясь за стол и рассматривая разложенные на тарелках деликатесы. Здесь была и красная икра, и отварная форель, и жареный цыпленок, и копченый лосось. – Ты здорово все это придумал. Сам-то небось голодный?
И она впервые увидела, как Скандинав краснеет.
– Давай присоединяйся. – Она пригласила его жестом и подбадривающе улыбнулась. – Только обещай, что больше не будешь волочить меня волоком на глазах у почтенной публики, договорились?
– Ты вчера говорила по телефону, я увидел это, и шеф приказал немедленно доставить тебя в машину.
– Так я и поняла. А теперь он поручил тебе узнать, кому именно я звонила? Ведь так?
Вадим кивнул головой.
– Не ваше это собачье дело, можешь так и передать своему хозяину. Я – свободный человек, понятно?
Он снова кивнул.
– Петр Филиппович оставил для тебя денег и сказал, чтобы ты поездила по магазинам, чтобы ни в чем себе не отказывала. Я буду рядом.
– Гром аплодисментов. – Белла соорудила себе совершенно невозможный высокий бутерброд, куда поместила понемногу всего, что только нашла на тарелках, и теперь не знала, с какого бока к нему подступиться. – Бутерброд называется «Зу-Зу». Запомнил? Рекомендую.
– Что такое «Зу-Зу»? – спросил он, сооружая совершенно примитивный бутерброд из ломтика хлеба с маслом и толстого слоя красной икры.
– Это не «что», а «кто», бабуин. Извини, сорвалось. – Она, смеясь, принялась откусывать от своего бутерброда со всех сторон и запивать его красным вином. – Интересно, откуда твой хозяин знает, что я люблю красное вино?
Скандинав пожал плечами и придвинул к себе тарелку с горячей овсяной кашей.
– Кашу будешь?
– Буду, конечно… – Белла подставила ему пустую тарелку. «Наконец-то я начала получать удовольствие и от еды, – думала она, предаваясь откровенному чревоугодию, – хоть какая-то радость…»
– Так какие у нас планы на сегодня?
– Едем в Москву, в центр, по магазинам, куда скажешь… А поздно вечером в «Мираж», это еще один клуб…
– Послушай, неужели мой муж был таким любителем тусовок и рока? Ведь это же молодежные клубы, что там может делать Макс? А впрочем – черт с вами! «Мираж» так «Мираж»… Думаю, что с посудой ты справишься сам?
Она сказала дежурное «спасибо» и, вернувшись в комнату, первым делом позвонила Маленькому Максу, чтобы сообщить про «Мираж».
– Это ты, Зи-Зи? – услышала она его обрадованный голос. – Я уж думал, что ты не позвонишь… Тебя вчера повели на заклание к муженьку? Ну и телохранитель у него, мрак!
– Во-первых, недоумок, меня зовут Зу-Зу, а во-вторых, не твое это дело. Хочешь меня увидеть, приезжай в «Мираж».
– А ты поедешь потом ко мне, у меня классная музыка, предки живут на даче, диван новый, не скрипит…
– Да, по мне, пусть и скрипит… Только прежде ты мне поможешь кое в чем, идет?
– Идет. Ты будешь в своем «мертвом» платье?
– Почему «мертвом»?
– Да потому что там все умерли, когда ты пришла в нем…
– Понятно, тогда до встречи! Я буду там к открытию…
– В двенадцать, что ли?
– Да или чуть позже…
Потом она позвонила Борисову, но трубку никто не взял: «Не доехал, наверно, еще».
Глава 20
– Едем на Бережковскую набережную, – бросила небрежно Белла, усаживаясь в машину и больше всего переживая в данную минуту за целостность чулок, которые в ее сегодняшнем гардеробе играли главную роль – платье, которое она только что купила в ГУМе, в какой-то английской секции, было таким коротким, что продавцы, увидевшие в нем Беллу, сразу же принесли коробку с коллекцией тонких капроновых колготок, без которых показаться в этом платье было бы просто невозможным. Черные замшевые туфли на невысокой шпильке, облегающее серое, с серебристым ворсом платье, черная стильная сумка с серебряными пряжками – и две тысячи долларов как не бывало!
– Что на набережной? – спросил Скандинав, не торопясь, однако, трогаться с места и чуть не свернув шею в процессе разглядывания длинных и стройных ног Беллы.
– Не смотри – ослепнешь, – хмыкнула она. – На Бережковской набережной есть гостиница, слыхал, наверное, «Рэдиссон-Славянская», а в ней магазинчики… Меня интересуют бриллианты, если непонятно… Вернее, одни часики, которые мне обещал купить Макс… Поехали же! – Она похлопала его ладошкой по плечу.
Деньги, которые ей оставил Володарский, она решила потратить с блеском: «Пусть знает этот Петр Филиппович, что тратить мы умеем…» Ей было даже жаль, что он не мог увидеть ее прямо сейчас в этом потрясающем платье, так выгодно подчеркивающем ее ноги.
На ноги смотрели и в ювелирном магазине, поскольку сверкающие на темном бархате часы с бриллиантовым браслетом казались здравомыслящим продавцам куда более эфемерными и нереальными, в смысле обладания ими, нежели пара стройных ног, принадлежащих совершенно очаровательной брюнетке с зелеными насмешливыми глазами и улыбочкой, которую иначе как нахальной не назовешь. Девушка была – сам вызов.
– Я беру вот это, – показала она Скандинаву на изумительный швейцарский комплект из часиков, съемного дополнительного браслета к ним и кольца.
– Золото, платина, бриллианты, – торжественно произнес продавец, доставая украшения и раскладывая их на прилавке. – Будете примерять?
– Разумеется. – С его помощью Белла надела часы, затем на другую руку – браслет, который оказался точной копией браслета на часах, но был совершенно самостоятельной вещью, и, наконец, кольцо. При ярком свете вмонтированных в стены ламп бриллианты засверкали на руках Беллы, как тысячи проснувшихся ото сна звезд. – Ну как, нравится?
Конечно же, она вела себя не так, как постоянные их клиентки или клиенты, привыкшие сдерживать свои чувства и лопающиеся от самодовольства. Белла озарила этот мирок продавцов и драгоценностей, стекла и бархата, света и денег живым блеском глаз, своей непосредственностью и искренней радостью человека, причастившегося к настоящей красоте.
