— Матерь божья, — пробормотал он. — Бобби…
Тот прищурился, склоняя голову набок.
— Что ты здесь делаешь, Сонни?
— А ты как думаешь, Бобби, что я здесь делаю? Ты стрелял в моего отца.
— Это произошло случайно. — Корк не отрывал взгляда от Сонни, стоявшего у стены, изучая его лицо. — Клеменца ведь все тебе объяснил, разве не так?
— Что он должен был мне объяснить?
— Эйлин с ним говорила. Он должен был тебе все объяснить, Сонни. Клеменца знает, что произошло во время марша.
— Я сам знаю, что произошло во время марша, — сказал Сонни. — Я там был, разве ты запамятовал?
Смахнув с лица волосы, Бобби почесал голову. Он был в брюках защитного цвета и синей рабочей рубашке, расстегнутой на груди. Бобби снова посмотрел на пистолет в опущенной руке Сонни.
— Глушитель, — рассмеялся он. — Сонни, это произошло случайно, я не хотел попасть в твоего отца. Я увидел, как этот придурок Дуайер подкрадывается к нему сзади, и выстрелил в него, но случайно попал твоему отцу в плечо. Вот как все произошло, Сонни. Сам подумай. Ты ведь не думаешь, что я сознательно выстрелил в твоего отца, правда?
— Я сам видел, как ты стрелял в моего отца.
— Да, но целился я в Дуайера!
— Должен признать, — сказал Сонни, снова потирая глаза, — что стрелок ты всегда был неважный.
— Я волновался, — сказал Бобби, словно оправдываясь от обвинения в плохой стрельбе. — Повсюду вокруг свистели пули. Слава богу, я лишь зацепил твоего отца в плечо. — И снова он посмотрел на пистолет в руке Сонни. — Ты пришел сюда, чтобы меня убить, — пробормотал он. — Господи Иисусе, Сонни…
Сонни потер переносицу и поднял взгляд на потолок, словно ожидая найти там ответ на свой вопрос.
— Я должен тебя убить, Бобби, — сказал он наконец, — даже если то, что ты говоришь, правда. Никто тебе не поверит, а если я скажу, что поверил тебе, я выставлю себя слабаком, глупцом.
— Ты выставишь себя глупцом? Именно это ты сейчас сказал? Ты собираешься убить меня, чтобы не выставить себя глупцом? Вот как?
— Меня посчитают слабаком, — продолжал Сонни, — и кретином. Для меня все будет кончено в моей семье.
— И поэтому ты собираешься меня убить? — Бобби изобразил на лице крайнее веселье. — Господи Иисусе, Сонни! — воскликнул он. — Ты не сможешь меня убить, даже если ты считаешь, что у тебя хватит на это сил, что, кстати, просто нелепо, твою мать!
— Ничего нелепого тут нет.
— Нет, есть, — настаивал Бобби, и в его голосе прозвучала резкая нотка злости, хотя он по-прежнему лежал на койке, сплетя руки на затылке. — Ты не сможешь меня убить, Сонни. Мы знаем друг друга еще с тех пор, когда мы были меньше, чем Кейтлин. Кого ты хочешь обмануть? Ты не сможешь убить меня только потому, что это выставит тебя перед твоей семьей в выгодном свете. — Он посмотрел на Сонни, читая выражение его лица и глаз. — Ты не выстрелишь в меня. Это будет все равно, что выстрелить в себя самого. Ты не сможешь это сделать.
Подняв пистолет, Сонни направил его на Бобби и понял, что тот прав. Он не сможет нажать на спусковой крючок. Сонни понял, что никогда не сможет нажать на спусковой крючок. Похоже, Бобби также это почувствовал.
— Я в тебе разочарован, — сказал он. — Это разбивает мне сердце — ты возомнил, что сможешь сделать нечто подобное. — Пристально посмотрев Сонни в лицо, он добавил: — Это не ты, Сонни. Как ты мог подумать, что сможешь меня убить?
Сонни держал пистолет направленным Бобби в сердце.
— Я должен тебя убить, Корк, — сказал он. — У меня нет выбора.
— Не внушай самому себе эту чушь. Разумеется, у тебя есть выбор.
— Нет, — настаивал Сонни.
Закрыв глаза руками, Корк сокрушенно вздохнул.
— Ты не сможешь меня убить, — сказал он, не глядя на Сонни. — Даже если у тебя хватает глупости убеждать себя в обратном.
Сонни снова уронил руку с пистолетом.
— Долбанные ирландцы, — пробормотал он, — как мастерски вы умеете работать языком!
— Я просто говорю тебе правду, — сказал Корк. — Правда останется правдой, даже если ты настолько глуп, что не можешь ее увидеть.
— Ты считаешь меня глупым?
— Ты сам все сказал, Сонни.
Сонни казалось, он бьется над неразрешимой проблемой. Он опустил взгляд на пистолет в своей опущенной руке, затем посмотрел на Корка, лежащего на койке в противоположном углу комнаты, и хотя его глаза двигались, тело оставалось застывшим неподвижно. Шли секунды, и лицо Сонни мрачнело. Наконец он сказал:
— Пусть я глупец, Бобби, но по крайней мере моя сестра не шлюха.
Подняв на него взгляд, Корк рассмеялся.
— О чем это ты говоришь?
— Я говорю о твоей Эйлин, — сказал Сонни. — Знаешь, приятель, я трахал ее на протяжении нескольких лет.
— Что это на тебя нашло? — спросил Корк, усаживаясь на койке. — Зачем ты говоришь мне подобные мерзости?
— Потому что это правда, глупый ирландец. Я сношался с Эйлин по три раза в неделю еще с…
— Заткнись, лживый ублюдок! — Корк посмотрел на потолок, прислушиваясь к шуму текущей воды, словно опасаясь, что Эйлин или Кейтлин смогут их услышать. — Это вовсе не смешно, если ты так думаешь, — сказал он. — Эйлин не станет мараться о таких, как ты, и мы оба это прекрасно понимаем.
— Вот тут ты ошибаешься, — усмехнулся Сонни, отрываясь от стены. Наконец его ноги пришли в движение, он сделал шаг по направлению к койке, на которой лежал Корк. — Эйлин это обожает, — сказал он. — Она обожает сосать мой…
Вскочив с койки, Корк бросился к Сонни и почти успел добежать до него, но тот вскинул пистолет, прицелился ему в сердце и выстрелил. Выстрел прозвучал глухим хлопком, словно молоток ударил по штукатурке. Стеклянный блок разлетелся вдребезги, пролившись осколками на лампу под оранжевым абажуром и свалив ее со столика. Выронив пистолет, Сонни поймал падающего Корка в объятия. Увидев невозможно большое кровавое пятно, которое расползалось на спине рубашки Корка, он тотчас же понял, что тот мертв, что пуля прошла сквозь сердце и, выйдя из спины, разбила стеклянный блок в окне, выходящем в переулок. Сонни медленно поднял Корка, уложил его на койку и накрыл раскрытой книгой кровавое пятно, расплывающееся на сердце, словно стараясь скрыть рану от Эйлин, которая уже спешила вниз по лестнице, окликая брата, спрашивая, в чем дело.
Сонни уже успел выскочить в переулок и добежать до калитки, когда услышал ее пронзительный крик. За этим криком, громким и протяжным, наступила тишина. Плюхнувшись в машину, Сонни завел двигатель, но тотчас же распахнул дверь и свесился, извергая на улицу содержимое желудка. Наконец он тронулся, неловко вытирая губы рукой, чувствуя в голове странный громкий гул и отголоски крика Эйлин, а также хлопок выстрела из пистолета с глушителем, зажатого у него в руке, — этот звук стоял у него в ушах, но в то же время он ощущал его всей своей плотью, словно пуля поразила не только Бобби, но и его самого. Охваченный мгновением безумия, Сонни опустил взгляд на свое сердце, думая, что каким-то образом и он был ранен, и, увидев повсюду кровь, пришел в ужас, но затем до него дошло, что это кровь Бобби, а не его собственная. Однако он все же сунул руку под рубашку, ощупывая свою кожу в районе сердца, желая убедиться в том, что все в порядке, что ничего не произошло, что он цел и невредим, — а затем он поймал себя на том, что едет не к себе домой, как намеревался, а направляется к реке и докам. Сонни не мог сказать, зачем едет к реке, но у него не было сил бороться с самим собой. Казалось, что-то неумолимо влечет его туда, — и он начал понемногу приходить в себя, сердце его замедлило свой бег, мысли упорядочились только тогда, когда впереди показалась вода. Сонни остановился на самом краю набережной и остался сидеть в темноте в машине, глядя на огни города на противоположном берегу реки, дожидаясь, когда полностью затихнут наполняющие его голову звуки, гул, крик Эйлин и тот хлопок, который он по-прежнему ощущал своим телом и своим сердцем.
