На лестнице появилась Филомена, прижимающая новорожденного к груди.
Лука приказал полякам забрать деньги и уматывать.
— Отнеси это отродье в подвал и брось его в топку, — сказал он Филомене, — или принеси его сюда, — он поднял разбитую бутылку, — и я перережу ему глотку.
Горски, тот из поляков, что постарше и выше ростом, пробормотал:
— Так, подождите…
Он сделал шаг к Луке, но остановился.
Лука, следивший за ним, сказал, обращаясь ко всем и в то же время ни к кому в отдельности:
— Трусы!
Горски натянуто рассмеялся, словно до него наконец дошла соль шутки, и сказал:
— Ты ведь на самом деле не сделаешь ребенку ничего плохого.
— Забирайте свои деньги и уматывайте! — приказал Лука.
— Уже уходим, — поспешно произнес Эдди Яворски, второй поляк.
Он торопливо принялся засовывать мокрые банкноты в карман. Через мгновение Горски последовал его примеру.
— На самом деле он не сделает ничего плохого новорожденному младенцу, — сказал Горски своему соотечественнику.
— И вы тоже, — обратился к ребятам Лука. — Все. Убирайтесь вон!
Филомена, крепко прижимая младенца к груди, стояла спиной к стене, молча наблюдая за тем, как все, за исключением Луки и Хукса, собрали свои деньги, укутались в теплую одежду и покинули дом. Каждый раз, когда открывалась дверь, на кухню врывался порыв ледяного ветра. Филомена укутала новорожденного в свою шаль и крепче прижала к груди, стараясь защитить от холода.
Когда все игроки ушли, Хукс сказал Луке:
— Босс, позволь мне отвезти их в больницу.
Лука сидел, держа разбитую бутылку за горлышко. Он посмотрел на Хукса, словно пытаясь понять, кто перед ним. Заморгав, вытер со лба пленку пота.
— Ты меня не слышала? — сказал он Филомене. — Отнеси это отродье вниз, в подвал, и брось его в печку, или принеси его сюда и дай мне перерезать ему глотку.
— Ребенок родился раньше срока, — сказала Филомена. — Его нужно отвезти в больницу. — Она говорила так, словно не слышала ничего из того, что сказал Лука. — И мать тоже, — добавила она. — Обоих.
Лука поднялся со стула, сжимая в руке разбитую бутылку.
— Это ваш ребенок, — поспешно заговорила Филомена. — Он родился раньше срока, отвезите его в больницу, его и мать.
Крепко держа младенца, она прижалась спиной к стене.
Лука медленно приблизился к ней и, подойдя вплотную, впервые посмотрел на маленький сверток у нее в руках. Он поднял разбитую бутылку к подбородку, но тут Хукс шагнул между ним и Филоменой и положил руку ему на грудь.
— Босс… — начал было он.
Левой рукой Лука нанес быстрый прямой удар, оглушивший Хукса. Пока тот стоял, уронив руки, словно гантели, Лука переложил бутылку в левую, отклонился назад и вложил весь свой весь в удар правой, нацеленный Хуксу в подбородок.
Тот рухнул как подкошенный, упав навзничь и раскинув руки в стороны.
— Madre di Dio… — пробормотала Филомена.
— Я повторю в последний раз, и если ты не сделаешь то, что я скажу, я перережу тебе горло от уха до уха, — сказал Лука. — Отнеси это отродье вниз и брось в топку.
Трясущаяся Филомена распеленала младенца, открывая крохотное сморщенное личико и грудь.
— Вот, — сказала она, протягивая младенца Луке. — Если вы отец, берите его. Это ваш ребенок.
Лука равнодушно посмотрел на младенца.
— Возможно, я и отец, — сказал он, — но это не имеет значения. Я не хочу, чтобы этот род жил.
Филомена была в недоумении.
— Вот, — повторила она, протягивая младенца Луке, — возьмите его.
Лука начал было поднимать разбитую бутылку, но остановился.
— Я не хочу его брать, — сказал он, хватая Филомену за затылок и грубо толкая ее через всю кухню к лестнице в подвал, где ворчала котельная, гоняя по кругу тепло.
В подвале было темно. Лука подтащил Филомену к котельной и, отпустив ее, открыл дверь топки. От горящих углей пахнуло жаром и красным светом.
— Бросай его в топку! — приказал Лука.
— Нет! — воскликнула Филомена. — Mostro!
Лука приставил ей к горлу разбитую бутылку, и она протянула ему ребенка.
— Это ваш ребенок. Делайте с ним что хотите.
Лука посмотрел на котельную, затем снова перевел взгляд на Филомену. Заморгав, он отступил на шаг назад. В красных отсветах горящего угля эта женщина не была похожа на Филомену. Она нисколько не была похожа на ту акушерку, которую он забрал на Десятой авеню несколько часов назад. Лука ее совсем не узнал.
— Ты должна это сделать, — тихо произнес он.
Филомена покачала головой, и тут впервые у нее в глазах блеснули слезы.
— Брось это отродье в топку, — продолжал Лука, — и я тебя прощу. В противном случае я перережу тебе глотку и швырну вас в огонь обоих.
— Что вы такое говорите? — пробормотала Филомена. — Вы сошли с ума. — Она всхлипнула так, словно до нее наконец дошла жуткая действительность. — О, Madre di Dio, вы сошли с ума!
— Я в здравом рассудке, — возразил Лука. Поднеся зазубренный край разбитой бутылки из-под виски Филомене к горлу, он повторил еще раз: — Я не хочу, чтобы этот род жил. Я не сумасшедший. Я знаю, что я делаю.
— Нет, я этого не сделаю, — упрямо промолвила Филомена.
Тогда Лука схватил ее за волосы и подтащил в жар, пышущий из открытой дверцы топки.
— Нет! — закричала Филомена.
Она извивалась в крепких руках Луки, стараясь защититься от жара, но вдруг зазубренный край бутылки из-под виски прикоснулся ей к шее, и через мгновение младенца уже не было у нее в руках. Он исчез, остались только Филомена и Лука, и красные отсветы котельной, а вокруг — непроницаемый мрак.
Склонившись над раковиной на кухне, Хукс плеснул воды на рассеченную кожу на подбородке. Очнувшись какое-то время назад, он шатаясь добрел до раковины. На лестнице, ведущей в подвал, послышались шаги. Какая-то женщина всхлипывала: Хукс предположил, что это акушерка. Еще раз плеснув водой в лицо, он провел мокрыми пальцами по волосам, а когда обернулся, у него за спиной стоял Лука, держа Филомену за затылок, словно она была марионеткой и рухнула бы на землю, если бы он ее отпустил.
— Во имя всего святого, — пробормотал Хукс, — Лука…
Лука бросил Филомену в кресло. Та буквально сложилась пополам и, схватив себя за голову, заплакала.
— Отвези ее домой, — приказал Лука Хуксу, направляясь к лестнице наверх. В дверях он остановился и обернулся. — Луиджи… — Замявшись, Лука смахнул волосы со лба. Казалось, он хочет что-то сказать Хуксу, но никак не может подобрать слова. Наконец он махнул на Филомену и сказал: — Заплати ей пять «кусков». Ты знаешь, где взять деньги, — добавил он, выходя на лестницу.