— Господа, оставьте меня на минуту наедине с моим сыном, per favore, — наконец спокойно произнес Вито.
Когда они остались одни, он какое-то время молча смотрел на сына, словно в искреннем недоумении.
— Ты хочешь, чтобы мы убили Джузеппе Марипозу, — наконец сказал он, — в церкви, в воскресенье, во время такой встречи представителей всех семей?
Неуютно поежившись под взглядом отца, Сонни сел напротив него.
— Мне кажется… — тихо начал он.
— Тебе кажется! — оборвал его Вито. — Тебе кажется! — повторил он. — Мне нет никакого дела до того, что тебе кажется, Сонни. Ты еще bambino. И впредь я больше не желаю слушать о том, что тебе кажется, Сантино. Понятно?
— Да, пап, — пробормотал Сонни, робея перед гневом отца.
— Мы не звери, Сонни. И это на самом первом месте. Далее, — продолжал Вито, поднимая палец, — то, что ты предлагаешь, настроит против нас все семьи, а это, Сонни, будет нашим концом.
— Пап…
— Sta’zitt’! — Вито пододвинул стул к сыну. — Выслушай меня, — сказал он, кладя руку Сонни на колено. — Впереди нас ждут неприятности. Серьезные неприятности, не детские шалости. Прольется кровь. Сонни, ты это понимаешь?
— Конечно, пап. Я все понимаю.
— А мне так не кажется, — сказал Вито. Отвернувшись, он провел по подбородку костяшками пальцев. — Я должен думать обо всех. О Тессио и Клеменце, и об их людях, и обо всех их родственниках. На мне лежит ответственность, — продолжал он, подыскивая правильные слова, — на мне лежит ответственность за всех, за всю нашу организацию, за всех людей.
— Конечно, — неуверенно промолвил Сонни, почесывая голову. Ему отчаянно хотелось сказать что-то, чтобы отец поверил, что он его действительно понимает.
— И вот что я хочу тебе сказать, — закончил Вито, дергая себя за ухо. — Ты должен научиться слышать не только то, что было сказано, но и то, что подразумевалось. Повторяю, Сантино, на мне лежит ответственность за всех. За всех.
Кивнув, Сонни вдруг впервые осознал, что, возможно, не понимает своего отца.
— Мне нужно, чтобы ты делал то, что тебе прикажут, — продолжал Вито, снова раздельно произнося каждое слово, будто обращаясь к ребенку. — Мне нужно, чтобы ты делал то, что тебе прикажут, и только тогда, когда прикажут. Я не могу забивать себе голову тем бредом, Сонни, который ты сгоряча вывалил на меня. Теперь ты участвуешь в моем деле, и я повторяю тебе, Сантино, что ты не должен ничего делать и говорить до тех пор, пока тебе не прикажу я, Тессио или Клеменца. Ты понимаешь, что я говорю?
— Да, кажется, понимаю, — сказал Сонни и дал себе еще одно мгновение, чтобы хорошенько подумать. — Ты хочешь, чтобы я не путался под ногами. Тебе нужно сосредоточиться на важном деле, и ты не можешь беспокоиться, как бы я не сделал какую-нибудь глупость.
— Так! — воскликнул Вито, изображая рукоплескания.
— Но, пап, — продолжал Сонни, наклоняясь к отцу, — я мог бы…
Грубо приставив стиснутый кулак сыну под подбородок, Вито сказал:
— Ты еще bambino. Ты ничего не знаешь. И вот когда ты наконец поймешь, как мало ты знаешь, может быть, ты наконец начнешь слушать. — Отпустив Сонни, он подергал себя за ухо. — Слушай, — сказал он. — С этого все начинается.
Встав, Сонни отвернулся спиной к отцу. У него пылало лицо, и если бы кому-нибудь другому сейчас не посчастливилось стоять перед ним, он сломал бы ему челюсть.
— Я уйду, — сказал он, не глядя на отца.
Вито кивнул у него за спиной. Сонни, словно каким-то образом увидев этот жест, кивнул в ответ и вышел.
Под фонарным столбом у входа в заведение Пэдди Пит Мюррей исполнил изысканный поклон, включающий в себя метущее движение вытянутой левой рукой. Грузная женщина средних лет в платье до щиколоток подбоченилась, откинула голову назад и рассмеялась, после чего надменно удалилась. Оглянувшись на Пита, она что-то сказала, отчего тот разразился хохотом. Корк наблюдал за этой сценой, сидя в своей машине. Он остановился на противоположной стороне улицы, сразу за фургоном точильщика с большим наждачным кругом, привинченным к днищу. Было еще утро, залитое ярким светом весеннего солнца. По всему городу люди вытаскивали из дальних углов гардеробов легкие куртки и убирали зимние вещи. Выйдя из машины, Корк окликнул Пита и поспешил к нему.
Пит встретил Корка улыбкой.
— Рад, что ты решил к нам присоединиться, — сказал он, похлопав здоровенной ручищей Корка по плечу.
— А то как же, — сказал тот. — Когда Пит Мюррей приглашает выпить с ним пива, я долго не раздумываю.
— Вот и отлично. Как Эйлин и девочка?
— У них все хорошо, — ответил Корк. — Хлебная лавка процветает.
— Для сладостей люди всегда найдут несколько грошей, — согласился Пит, — даже во время депрессии. — Он сочувственно посмотрел на Корка. — До смерти жаль Джимми. Он был отличным парнем, и к тому же толковым. — И, словно не желая задерживаться на этом печальном моменте, добавил: — Но у вас вся семья такая, ведь так? — Он добродушно потряс Корка за плечо. — У тебя лучшая голова в районе.
— Даже не знаю.
Они были всего в двух шагах от заведения Пэдди, но тут Корк вдруг тронул Пита за руку, останавливая его. Проезжавшая мимо зеленая с белым полицейская машина сбросила скорость, и полицейский пристально уставился на Корка, словно стараясь запомнить его лицо. Пит вежливо прикоснулся к полям шляпы, полицейский кивнул, и машина медленно покатила дальше.
— Скажи, Пит, — спросил Корк, когда полицейская машина скрылась в конце квартала, — у тебя нет желания объяснить мне, в чем дело? Не каждый день меня приглашают выпить пива с Питом Мюрреем — да к тому же еще в одиннадцать утра! Мне становится любопытно.
— Ах, неужели? — усмехнулся Пит. Положив руку Корку на спину, он повел его к Пэдди. — Скажем так: мне бы хотелось сделать тебе одно предложение.
— Какое предложение?
— Все увидишь через минуту. — У входа в заведение Пэдди Пит остановился и сказал: — Ты больше не якшаешься с Сонни Корлеоне и его ребятами, это так, не правда ли? — Корк не стал отрицать, и он добавил: — Я слышал, что тебя вышвырнули, как мусор, в то время как остальные ребята зашибают крутые бабки вместе с семьей Корлеоне.
— Какое все это имеет значение?
— Подожди минуту, — сказал Пит, толкая дверь заведения Пэдди.
В зале было пусто, за исключением пятерых мужчин у стойки. Перевернутые стулья стояли на столах, пол был чисто подметен. Единственным освещением был свет, проникающий сквозь матовое стекло в окне, выходящем в переулок, и узкие полоски яркого солнечного света, которые пробивались между половинками плотных зеленых штор на окнах. Здесь все еще веяло холодом недавней зимы. При появлении Корка все сидящие у стойки повернулись к двери, но никто не окликнул его по имени. Корк с первого взгляда узнал всех присутствующих: братья Доннелли, Рик и Билли, сидели бок о бок, во главе стойки занял место Корр Гибсон, рядом с ним Шон О’Рурк, а на углу в одиночестве устроился Стиви Дуайер.