– Ну, у тебя здесь и духан!
– Фитотерапия.
– Не лечи, – добродушно усмехнулся Стрельцов, – Слыхал, «Натур продукт» открывает в Москве двадцать новых аптек? Вот мощная контора, четвертое место в стране по обороту, что-то около восьмидесяти пяти лимонов зелеными.
– А ты вчера новости смотрел? Зам главы Минзрава, я такую никогда не слышал, некая Татьяна Стуколова заявила, типа нечего по телеку гонять рекламу лекарств. Дескать, реклама должна быть только для врубающихся спецов, а народ дурить постыдно.
– Кто ж Минздраву даст? Это околовыборная трескотня. Лучше слушай анекдот. Приходит Петька к Василию Ивановичу весь в бинтах…
Не успели Рукшин и Стрельцов перекинуться парой свежих анекдотов – говорить о делах без кворума считалось неприличным – прибыли Гриднев и Шафаревич. Первый был дерганым расплывшимся толстяком, малейшая неприятность выводила его из строя, и было непонятно, как он выдерживал уровень. Его контрабанда микстур из Прибалтики, завязанная на мощные таможенные связи, висела на волоске из-за того, что сам он каждую весну и осень по полтора месяца отлеживался в психиатрических клиниках. В тайне Дмитрий Гриднев мечтал основать собственную секту, где он занимал бы пост гуру. Но такая организация требовала огромных начальных вложений. А идти на поклон к Шраму, в закромах которого хирел «Храм голубя»
[9], Дмитрий не жаждал.
– Я его спрашиваю: «А сколько кружек выпито уже?» – дребезжащее и бесцветно дорассказывал байку Шафаревич, – а он мне заплетающимся языком: «Ах, мало, сударь, мало – восемнадцать!»
Гриднев улыбнулся самыми краешками губ:
– Наказал?
– Поощрил ненаказанием, – Олег Шафаревич был невнятного вида старикан (хотя ему было чуть больше пятидесяти) с лицом и руками пропащего алкоголика. Внешность противоречила деятельности: Олежка поднялся на алкозельцерах и аналогичных замесах аспирина с поваренной солью. Пятнадцать лет назад Шафаревич неосторожно допился до язвы желудка, отлежал свое в больнице, вышел оттуда с искромсанным брюхом и с тех пор не пил ни грамма.
Еще двое прибывших – Зураб Рутацвили и Захар Караванец молча вошли, молча кивнули своим телашам, чтобы те заняли место в общем строю, и молча сели за круглый хромированный стол, на котором в обычные дни отсевали гнилой товар.
– А слыхали, что Минздрав хочет прогнать с телека и радио рекламу лекарств? – гнусаво предложил тему для общего трепа Шафаревич.
– Слыхали.
– А я вот прогноз «Фармэксперта» читал, за год обещают рост продаж в пятнадцать процентов.
– С учетом инфляции?
– Они на баксах считают.
Следом за последней парой, опаздывая почти на три минуты, в цех шумно ввалился Равиль, зарабатывавший свой кусок близкими контактами третьего рода с городским Комитетом по здравоохранению, в частности – поставками отечественного инсулина и одноразовых шприцов, даже спонсировал какую-то газету для диабетиков. Невысокий, коренастый, бывший тяжелоатлет, с богатыми черными усами, медного цвета лицом, хохмач и любимец женщин Равиль Баев легко западал на продолжительные пьянки в теплых компаниях, может, именно это помешало ему вырваться из узкой темы медицинского рынка на просторы большого бандитизма. Он вел себя раскованно и непринужденно, что на круге сегодня было странно и неуместно.
– Лучше бы мы на похоронах Эсера встретились, на похоронах меньше балагурить прет, – недовольно проворчал Гриднев.
Впрочем Равиль пропустил укор мимо ушей и начал разговор, скептически рассматривая уходящие вдаль ряды чанов с настаивающимися зверобоями энд тысячелистниками:
– Мурзенко не ждем? – между прочим Баев кивнул своей охране, чтобы рассредоточилась среди коллег. И между прочим, приволок он сюда не одного, или двух горилл, как иные, а четверых.
– Он получил приглашение, как все.
– Шут с ним, Костик, если не объявился, сам виноват.
– Ему не до сейчас, – лениво подал голос Зураб, – Я слышал, у него глубокие проблемы с «Фарм-индекс», его сливают.
– А он?
– Время длинных ножей кончилось, сейчас Россией правит Налоговый кодекс, так что его «юристы» могут отдыхать.
Зевая, Чукальский непринужденно перешел к мойке, а то, неровен час, кто-то зацепит лопату, и обнаружится глушилка. Рукшин это зафиксировал и с удовольствием вспомнил, что в его внутреннем кармане пишет происходящее машинка, которой электро-магнитные помехи не страшны. А еще с не меньшим удовольствием Модный нашел на физиономии Караванца доказательства, что внедренный в страховую контору человечек не зря получает бабки. Действительно, портрет Караванца был страшен. Он был аскетически худ, прорезан вдоль щек вертикальными морщинами, словно шрамами по сторонам узкого, как шрам, безгубого рта. Еще хуже был цвет этого изможденного лика – зеленоватый, неживой. Как ни скрывал Захар Васильевич, утечка информации выдала, что болен он неизлечимо. Какой-то особый рак, легальная и нелегальная медицина бессильна. Модный готов был полбизнеса на кон поставить, что Караванец за встречу не проронит ни слова.
– Акцизы сильнее пацанов, – поддакнул ушлый в затронутом вопросе Гриднев и круто повернул разговор к важному, – Вряд ли она сама решила докапываться. – Объяснять присутствующим, кто такая «она» не потребовалось.
– Навели? – поинтересовался выбравший не садиться за общий стол, а прохаживаться вокруг Модный. Сунул палец в ближайший чан и многозначительно понюхал результат – не то, чтобы сейчас всерьез инспектировал производство, но все-таки…
– Типа того.
– Кто? – вяло спросил Шафаревич, оглядываясь по сторонам.
– Сейчас важно другое. Кто убрал Эсера? Куда испарился Лунгин? – перевел тему Гриднев. Это не осталось незамеченным.
– Дима, чего это ты так заволновался?
– Что за пошлые намеки? – возмутился Гриднев, – уж не хочешь ли ты, товарищ Баев, сказать, что это я настучал?!
– Что ты? – Баев сардонически улыбнулся, – но она по любому отзвонилась тебе первому.
– Я что, на допрос приперся? – Гриднев закартавил еще отчаянней, – Эсера я трогать не посмел бы, он обеспечивал стабильность нашему рынку, и чужие сюда не рисковали рыпнуться. Он был лучший из нас! А про Лунгина знаю не больше вашего. Хотя, один из нас конкретно осведомлен. – Пузан интимно понизил голос, в любом разговоре Гриднев старался перевести стрелки. – Тот, кто точит зубы на поляну.
Телаши внимали почти равнодушно, их командиры редко говорили не на повышенных тонах.
«Павлова слабо шарила в подробностях, значит, блефовала. Тем проще: не прикинуться ли, что я при делах?», – пронеслось в голове у Модного.
– Я догадываюсь, – не слишком уверенно произнес он, все еще целясь в потолок пальцем.
