Анастасия вспомнила самою же спровоцированный роман с младшим лейтенантом-спринтером, и ей стало казаться, что поторопилась.
– Сергей, может, на брудершафт?
Пепел, которому никогда в жизни и в голову не приходило ломаться да кокетничать, выразил, тем не менее, конструктивный протест:
– Но не под пиво же? А за букет цветов признаюсь – виноват.
Анастасия нетерпеливо оглянулась в поисках официантов. Получив по стопке водки, они выпили и троекратно расцеловались. От нее пахло какими-то неизвестными Пеплу духами.
– Что это за запах? Классно, но, вроде бы, не химического происхождения?
Она красиво откинулась на спинку стула, что и говорить, гармония в этой женщине жила от природы, будто в породистой кошке, и довольно прищурилась:
– Это пачули. Эфирное масло. Нравится?
– Необычно, – мышцами лица Пепел показал, что, конечно же, нравится.
Настя медленно кивнула, подумав о чем-то своем – Сергей уже заметил у нее такую привычку. Впрочем, невозможно было поручиться, правда ли она, задумавшись о проблемах мирового устройства, с корнями ушла в себя и забыла вернуться обратно, или просто прикидывает, как незаметно поправить чулок.
Пепел задумчиво курил. Настя не сводила с него глаз.
– Сережа, может, пойдем отсюда? Так шумно… Пойдем, а? – ласково предложила она, отодвинув опустевшее пивное стекло.
Он поднялся, накинул ей на плечи легкий плащ цвета хаки, очевидно, ее любимого. «Кстати, ты так красиво рассказывал о вине, закажи с собой», – чуть не произнесла Анастасия. Чтобы смолчать, пришлось даже слегка прикусить губу.
Вечер встречал совсем иначе: влажным осенним воздухом и шуршащими под ногами листьями. Ни к чему не обязывающие разговоры прекратились. Они шли, чуть задевая друг друга плечами, и присели перекурить на синюю сырую скамейку.
– Что это у тебя? Дай сниму.
Она потянулась к нему, делая вид, что решительно ничего не происходит, и сняла лист, якобы упавший на ворот Пепловой куртки. «А может, лист действительно там был», – лениво подумал Пепел, знакомый с женскими уловками. Но поскольку листа не было, Анастасия, задержав ладонь на его затылке, удивилась сама себе: «Что это я?», не понимая, хорошо это или плохо – неожиданная романтика, в которую она ни с того ни с сего окунулась.
– Холодно, – бросила Анастасия, поежившись. Благоприобретенный ее цинизм убеждал, что она дуркует.
– Куртку?
– Нет. Домой.
– Я провожу.
– Тут близко. Такси не надо.
Происходящее раздражало нежданностью и непривычностью. Идя по серому асфальту, уже за пределами парка, Анастасия бросила косой взгляд на спутника, вспомнила идиотскую выходку с липовым, в переносным смысле, листом за воротом и, проклиная себя за детскую, идиотскую нерешительность, резко бросила:
– Заходи чаю попить.
– Не откажусь. – Это было самым уместным ответом.
У двери квартиры Настя торопливо завозилась с ключами, в итоге нервно погнув один из них. А сразу в прихожей, мудро забыв включить свет, она приблизилась к Сергею и обняла его за плечи. Он притянул ее к себе, все еще играя в ненастырность. Она погладила его волосы, призывно заглядывая в серые, со стальным отливом глаза, особенно яркие в сумраке квартиры. Ему захотелось опрокинуть ее на пол, и в то же время не было желания торопиться.
Он умело распустил пояс ее плаща, от пиджака на молнии и юбки до колен она освободилась сама. Оказалось, что под деловым оливкового цвета костюмом форма одежды нарядная и, можно сказать, вольготная: черные чулки, черный пояс – с черными же шпильками даже без электрического света это смотрелось и элегантно, и вызывающе. Призывно заглянув в глаза Сергея, она стащила с гостя куртку и рубашку, потерлась щекой о мускулистую грудь.
– Люблю сильных мужиков, – восхищенно прошептала Анастасия, и, взяв Пепла за бицепс, повела в комнату. Она удивлялась сама себе, ведь совершенно не планировала именно так докрасить вечер. И опять стало жалко незаказанного маслянистого вина «Сотерн», производимого из подернутого благородной плесенью винограда.
Сергей освободил ее от пояса, оставив в чулках и туфлях, и, приобняв за плечи, усадил в кресло. Настя с восторгом поняла, что они уже в комнате. Как, где, почему – пустое, она радовалась провалам в памяти.
Настя ощутила трепетное беспокойство. Пепел подошел сзади, чуть наклонился, она почувствовала его дыхание на затылке, тепло его сильного тела, и невидимое облако возбуждения связало Настю в морской узел. Руки Сергея погладили ее отвечающую приливом крови грудь и уверенно двинулись вниз. Анастасию дернуло, будто укололо электрошоком, она тихо застонала, откинув голову назад, и щекой прикоснувшись к его коже. Пальцами одной руки Сергей водил по клитору, а пальцы второй вошли в нее. Под собственным возбуждением и из-за ее стонов-песен Пепел почти инстинктивно убыстрил ласки и ожесточил их до безумия, проникнув сразу двумя пальцами в раковинку Насти.
– Стой, – влажно сорвалось с ее губ, – иди ко мне. – И в этом приглашении была нетленная частичка той осени снаружи, которую они оба задевали плечами.
Пепел не был мусульманином, когда доходило до секса, и, исполняя желание Насти, обошел вокруг кресла, чуть потянул ее вперед, так, чтобы ноги свисали, и медленно проник. Анастасия вздрогнула и закрыла глаза, сосредотачиваясь на непередаваемых эфирных ощущениях: ее любовник был мастером. Двигался он медленно, но так по-звериному умело, что Анастасия извивалась под ним ящерицей, стараясь всадить его плоть как можно глубже.
Когда отпылали зарницы в глазах сумасшедших, она глубоко вздохнула, откинула чуть промокшие волосы со лба, и потянулась, как кошка, как благородная кошка. Пепел ощущал спокойную радость победителя, сладкую усталость в мышцах и некоторое удивление от того, что Анастасия, такая деловая и неприступная, оказалась чувствительной и страстной любовницей.
– Надо мало-мало отдохнуть, – решила она, с интонацией хаки-командирши.
– Пожалуйста, – по профессиональному ловко Пепел образовал в пальцах вместо карточной колоды пачку «Парламента». Одну сигарету протянул ей, и она взяла ее губами, другую прикурил сам.
– А потом продолжим, – нахмурилась, вроде как побаиваясь себя, Настя, – ты разбудил во мне нимфоманку.
Пепел улыбнулся без ложной скромности.
– Правда, круто с тобой, – со светящимися глазами продолжала Анастасия все о том же амурном ералаше, – у меня такого не было.
– А сейчас? Неужели у тебя сейчас нет никого на постоянку? – поинтересовался временно остывающий Сергей.
Для себя Анастасия вывела формулировку, на безаппеляционности которой всегда настаивала: мужчина сначала переспит, потом влюбится, женщина сначала влюбится, потом переспит. А теперь она нехотя осознавала, что формулировка подвергается обжалованию. «Знаешь, Сереженька, – повела она мысленный монолог, устроившись у него на плече и поглаживая его щеку, – я могу сколько угодно прятаться за цинизмом, скептицизмом, прагматизмом, редька знает, за каким еще измом. Но…». Монолог она не закончила, испугавшись думать о том, что так радует, и только начинается.
