– А мы ещё и не начинали. – Казалось, Годтвер дразнит бывшего солдата и нарывается на жёсткий мордобой. Тот до сих пор не начал драку лишь потому, что Роннар держал его взглядом. – Потому что я люблю равные схватки, а что вижу тут…
– Провоцируешь, дерьмо собачье?
– Тебе не нравится слушать правду?
– Прекрати, а то у меня терпение на исходе. – На этот раз принц говорил всерьёз, и остреборхский боец это почувствовал. Примирительно поднял ладони и перебрался на другой конец колонны.
Килан проводил Годтвера алым от раздражения взглядом.
– Тебе надо от него избавиться.
– Я справлюсь. А ты держись от него подальше, да и всё.
– Больше всего на свете он хочет тебя убить, разве не понятно?!
– Полагаю, сейчас он и сам не вполне понимает, чего хочет.
– Когда решится, будет поздно, друг. Продумывай защиту сейчас!
– Один раз я его уже сделал. Сделаю и в другой раз.
Конечно, Роннар так не думал. Он отлично понимал, что его противник, заслуженно считающийся одним из лучших поборников Опорного, в благоприятной для себя ситуации может расправиться с ним, даже не особенно напрягшись. Бои такого уровня, как у них, обычно скоротечны. Но принцу совсем не хотелось, чтоб его люди ходили за Годтвером по пятам, создавая у того впечатление особого отношения, трепета или даже страха перед ним. Предводителю было нужно, чтоб остреборхский поборник влился в отряд, а с этим постоянно возникали проблемы.
Да, Годтвер не желал принимать правила игры, однако общение с ним всё больше убеждало Роннара, что этого человека можно выгодно использовать, надо только найти к нему правильный подход. Он отнюдь не трус, как принцу думалось раньше, и от боя не бежит. Он готов сражаться, и если б только удалось вышибить у него из головы идиотские идеи о возможности преумножить собственную силу, сократив число поборников, цены б такому союзнику не было.
Однако, увы, выбивать из чужой головы уверенность в чём-либо Роннар не умел. И он не представлял, как добьётся от Годтвера абсолютного повиновения. У него уже мелькала мысль, что надо бы собрать под своей рукой всех поборников и начинать организованное наступление на бестий: каждому поборнику выделить по хорошему отряду поддержки и двигаться веером сперва от занятых фортов к морю, а потом вдоль побережья. Вот только трудно представить себе поведение остреборхца, когда абсолютно все поборники окажутся в прямом доступе для его атак. Не устроит ли он на них охоту? Ведь может.
Чтоб этому помешать, нужно убить Годтвера отказаться от своих идей до того, как начать собирать коллег. Но Роннар не хотел убивать Годтвера. Самый, казалось бы, простой путь представлялся ему и изначально самым порочным. Каким бы ни был этот странный человек, он тоже товарищ и к тому же полезный боец.
Трудно было связать все противоречивые надобности воедино.
Так что предводителю отряда было, пожалуй, проще, чем остальным: его спутники только и думали, что о враге, могущем атаковать в любую минуту, а он отвлекался на другие размышления и потому воспринимал угрозу в основном инстинктивно, а поэтому пригашенно.
Ещё один тяжёлый бой им пришлось выдержать на выходе из леса, где дорога становилась шире, но деревья ещё не уступили место лугам и полям, когда-то щедрым и прекрасно обработанным, а сейчас потихоньку покрывающимся молоденькой еловой порослью. Она ещё была совсем скромной, тени не давала, и бестии спешили захватить врага до того, как он выберется на открытое пространство. Напали они ранним вечером, но погода стояла пасмурная, сумрачная, солнце не выглядывало уже дня два, и с неба попеременно сеял то дождь, то мелкая противная крупа, больно бившая по глазам.
Бестии чувствовали себя неуверенно даже на широкой лесной дороге, даже здесь им было слишком светло, но они всё равно шли и шли, давили, словно были бессмертны и не боялись за собственные шеи. Роннару казалось, будто он перебил огромное их число (хотя в действительности на той стороне потерь было не больше, чем среди них) и устал, как никогда в жизни. К его счастью, тело действовало само, и глаза вовремя успевали взглянуть на то, на что следовало, и голос словно бы по собственной воле окликал и предупреждал тех, кого было нужно. Разок он поймал себя на том, что прикрывает спину Годтверу, которому в бок едва не прилетел вражеский меч. Вяло подумал, что забавно спасать жизнь человеку, чью смерть уже продумываешь на полном серьёзе, и забыл.
Чуть позже новое нападение опять сумели отбить, а потом пришлось ещё полчаса потратить на то, чтоб успокоить и утихомирить паникующих беженцев. Они уже начинали вызывать у принца глухое раздражение, ни тени сочувствия или желания защитить – только злость, что приходится о них заботиться, и сожаление, что вообще решил с ними связаться. Роннар тешил себя мыслями, что если б сейчас можно было отмотать время назад, он не стал бы звать крестьян с собой, хоть это и было ложью. Конечно, всё равно бы позвал, не смог бы оставить целую деревню на растерзание бестиям, без надежды на то, что им удастся выжить.
Но сейчас – как же они его выбешивали!
Когда бестии отступили, он с яростью поискал взглядом деревенского старосту, чтоб сорваться на нём, но не нашёл. Искать же его специально уже не было сил. Скрипнув зубами, принц окликнул Килана и поинтересовался, сколько человек осталось в строю. Получалось, что раненых у них теперь было почти столько же, сколько способных драться.
– Осталось недалеко, – высказался Сирвид, командир одной из боевых групп, удачливый парень – до сих пор он как-то избегал ранений. – Доберёмся.
– Сколько нас туда доберётся – вот вопрос, – скептически отметил Лува, но от него отмахнулись.
– Придётся идти и ночью тоже, – гулко заявил Годтвер и вызывающе поискал взглядом беженцев. – Нечего на меня жалобно пялиться! Вы всё равно ни черта не сражаетесь, а значит, сможете работать ногами без отдыха, поняли? – рявкнул он на представителя сельчан, который действительно вылез было с возражениями, что им совершенно невозможно обходиться без отдыха. – Поняли?!
И Роннар с одобрением подумал, что за это многое может простить своему двинутому на голову собрату. Нет, разумеется, рано или поздно его придётся убить, но… Но как же приятно, когда он вот так орёт на деревенских идиотов, и те сразу притихают!
В предвидении ночи прямо по пути нарубили еловых и сосновых жердей, раздали тем из раненых и крестьян, кто мог изготавливать факелы. Даже у самого предводителя в ожидании полуночного приключения беспокойно схватывало сердце – он предполагал только худшее. Но что поделаешь, если Годтвер прав, до форта остался день пути, и если они продолжат путь и в темноте, то у них будут шансы выжить, а если нет – увы. Маловероятно.
Темнело. Еловая поросль становилась мутной, словно бы нарисованной одной крупной кистью, которую окунули в скучный серый цвет. Всё сливалось перед глазами в одно неразличимое пятно, и хуже всего было ощущение, что это с твоим зрением что-то случилось, а не с временем суток – ведь небо-то, даже затянутое тучами, светлело, а на земле уже нельзя было разобрать лица идущего рядом человека! В вечернем полумраке многие чувствовали себя такими же беспомощными, как и в полной темноте. Отряд сбился в плотную группу, во все стороны ощетинились факелами, хотя пока от них и не могло быть толку. А будет ли потом… Как повезёт!
