– Перестань же! – сказала Светлана, беспутная жена. – Не теряй голову, нам только скандала не хватает.
– Теперь-то чего бояться? – хохотнул Владимир.
– Твоей Верке доложат, она живо на метле прилетит, чтоб потаскать меня за волосы. Иди.
– Придешь ко мне?
– Когда все уснут.
– Ждать долго…
– Подождешь. Иди же, иди.
Хлопнула дверь. Скрипнули стулья, вероятно Светлана поправила их. Шаги. Она подошла к окну, Валерьян Юрьевич вжался в стену, Панасоник тоже и при этом зажмурился. Светлана томно застонала, как стонут, сладко потягиваясь, затем раздался стук каблуков, хлопнула дверь.
Валерьян Юрьевич покачал головой, ухмыляясь, и осторожно, одним глазком заглянул в столовую – там никого не было. На сегодня тайн предостаточно. Он принял решение наведываться сюда почаще, авось еще чего интересного узнает. Полезная штука – бесследно пропасть и проверить близких на вшивость, поставив их в положение бедных родственников. А ведь это еще не в экстремальные условия, ничего, все впереди.
Толкнув Панасоника, Валерьян Юрьевич дал ему понять, что пора проваливать, тот вскочил на ноги, словно молодец, оба, следя за окнами, перебегали от дерева к дереву. Вот уже и ступеньки рядом, но из-за угла вырулила Степановна! Ахнув, она застыла с открытым ртом и вытаращенными глазами. Валерьян Юрьевич погрозил ей пальцем, растерянная женщина приложила ладонь ко рту, давая понять, что он у нее на замке, потом вяло замахала руками, мол, идите себе с богом.
Валерьян Юрьевич и Панасоник благополучно сели в лодку, оттолкнулись веслом от причала и заскользили по тихой воде.
– Хе-хе-хе! – захихикал Валерьян Юрьевич, когда позволило расстояние. – Ай да детки, ай да негодяи. Завтра, Панасоник, наведешь шмон в бухгалтерии.
– Это как? – закуривая, спросил тот.
– Урежешь зарплаты зятю и моим дорогим мальчикам. Наполовину. С формулировкой… производственная необходимость.
– Они меня того… утопят.
– Побоятся. Конечно, угрожать будут, а ты запиши на диктофон все, что услышишь.
– Так это… диктофон нужен.
– В телефоне, что я тебе подарил, есть, покажу, как пользоваться.
– Юрьич… – Панасоник замялся.
– Ну, говори, говори, – сказал Валерьян Юрьевич, с удовольствием нажимая на весла.
– Тебе не обидно? Ты вроде как лишний.
– Обидно, Панасоник, очень обидно, – честно сознался он. – Растишь их, вкладываешь душу и деньги, потом глядь – чужие люди вокруг, а ты лишний. Я ведь чувствовал: не так все, не так. А распознать, что не так, мне не удавалось. Может, это я виноват, мало с ними времени проводил, не заслужил любви и уважения? Так я ж работал, вон у меня их сколько, каждого одеть-обуть, дать образование, в клювики закинуть жратвы, и не какой-нибудь, а чтобы здоровью не повредить. Но клювики раскрывались все шире и шире, аппетиты стали неуемными. Ну да ничего, аппетиты урежем, только не знаю, как с ними буду жить после всего-то. Жена – ладно, с ней проще: дал два часа на сборы и – свободна. А с детьми как быть?
– Не горюй! Может, оно наладится? Худой мир лучше войны.
– Наладится, Панасоник. Наверно, они поменяют цвет, как хамелеоны, раскаются, ведь в магазинах все так дорого. Наверно, я буду делать вид, что верю им, а внутри… не склеишь, нет, не склеишь – в этом вся правда. Но хвосты прищемлю, прищемлю больно. Лодку будем ставить на место?
– Не-не, мы ее на берег вытащим. Я по кладбищу ночью ни за что теперя не пойду. Да и днем обойду.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся Валерьян Юрьевич, сам не зная, чему. Очевидно, потери заставляют смотреть на жизнь под иным углом, проще, а он сегодня многое потерял. Во всяком случае, Валерьян Юрьевич не расклеился, он из тех людей, которые предпочитают знать правду, а не закрывать глаза. – Да, в ту ночь я побегал. Только в юности так бегал.
– Да и я бегмя бежал, аж задохся. Подгребай к берегу, Юрьич, а то проход пропустим.
Послушал бы кто-нибудь, о чем он говорит с Гертрудой Викторовной! А главное – как! Серьезнее не бывает. Со стороны они оба наверняка выглядят прилично тронутыми, хозяйка коптильни пошла у него на поводу благодаря серьезу, с которым он завел речь о призраках. Береговой тщательно следил за собой, чтобы ненароком не показать истинное отношение, не выдать себя ни улыбкой, ни интонацией.
– А вы уверены, что это был призрак утопленницы, а не утопленника? – задал он очередной вопрос, весьма интересующий его. Кто стоял на плоту – мужчина или женщина? Береговой вычислял время, думал почти всю ночь и решил не исключать привидений из подозреваемых.
– Это был женский призрак, – заверила Гертруда Викторовна. – Во-первых, на ней было платье…
– Но мужской призрак тоже мог надеть хламиду.
Нет, вдуматься: призрак что-то там надевает! К счастью, Гертруда Викторовна оговорку пропустила, видимо, утопленница сильно ее впечатлила.
– Но грудь! Грудь выступала. И волосы… развевались. И фигура… знаете ли, далека от мужской.
– А что, под платьем видно, какая фигура?
– Оно было практически прозрачным.
– Я слышал, вас посещал призрак мужа. Это как было?
– Он стоял в цветнике среди роз, которые вымахали в мой рост, но, разумеется, еще не цветут. Потом на веранду проник, а она у меня закрыта, я видела его, как вижу сейчас вас.
– Так он жив?
– Кто?
– Ваш муж. Вы же видели мужа?
– Не совсем. Лицо у него было такое… туманное, как пеленой покрытое.
– Он что-нибудь говорил?
– Нет, только когда я вошла, сбросил со стола посуду.
– Призрак сбросил? А зачем?
– Как сказали сталкеры, он подает мне знак, что с ним все в порядке. Но я ужасно испугалась… не знаю, как разрыв сердца не получила.
– Простите, а эти… сталкеры… они кто?
– Охотники за привидениями. Я вызвала их, они нашли портал…
– Что-что нашли?
– Портал. Дыру, из которой выходил муж, она оказалась у меня в гостиной.
– Вы и дыру видели?!
– Она невидима, но охотники за привидениями определили ее с помощью огня свечи, датчиков и компаса, стрелка которого будто с ума сошла. Потом они огородили портал, приехали вечером и закрыли его. Если бы вы слышали, как он стонал… мой муж стонал.
Бред какой-то. Но Гертруда Викторовна так убежденно и красочно рассказывала, что Береговой достаточно живо представлял весь ужас происходящего, веря ей на слово. А вот понять, как из невидимой дыры появляется видимый призрак, ему не удавалось при всем его старании. Не дано. Вероятно, фантазия убогая. Вот как утопленница ходила по воде, он знает, а как призрак в закрытом доме появляется – нет.
