Над каменной стеной показались голова и плечи капитана Бека, слезавшего с мотоцикла. Через минуту подъехал зеленый армейский грузовик. Во двор вошли трое немецких солдат. Они громко обсуждали что-то, а потом направились к увитой розами стене, которую соорудил еще прапрадедушка Вианны. Один из солдат поднял здоровенную кувалду и обрушил ее на стену. Каменные осколки полетели во все стороны, розовый куст повалился на землю, лепестки усыпали траву вокруг.
– Герр капитан! – выскочила во двор Вианна.
Кувалда опустилась еще раз. Крррак.
– Мадам. – Бек, похоже, был не слишком рад происходящему. Черт побери, она, оказывается, достаточно хорошо успела узнать этого типа, если различает его настроения. – У нас приказ убрать все ограждения вдоль дороги.
Солдат продолжал рушить стену, а двое других, хохоча над какими-то своими шутками, направились к дому. Не обращая внимания на хозяйку, не спрашивая позволения, они вошли внутрь.
– Мои сочувствия. – Бек перешагнул через каменные обломки, подошел к Вианне. – Я знаю, вы любите розы. И – очень плачевно – мои люди выполняют приказ о реквизиции в вашем доме.
– Реквизиции?
Солдаты появились на пороге; один держал в руках картину, которая прежде висела над камином, второй волок кресло из гостиной.
– Это было любимое кресло моей бабушки, – тихо сказала Вианна.
– Простите. Я не мог это остановить.
– Какого черта…
Вианна не знала, радоваться ей или тревожиться, когда Изабель, перетащив велосипед через кучу камней, поставила его под деревом. Между ее владениями и дорогой больше не было никаких преград.
Выглядела Изабель очаровательно, несмотря на раскрасневшиеся от быстрой езды щеки и взмокший лоб. Золотистые локоны окаймляли лицо, выцветшее красное платье подчеркивало изгибы тела.
Солдаты замерли, таращась на нее, даже выпустили из рук свернутый в рулон обюссонский ковер.
Бек вежливо приподнял фуражку, потом сурово бросил что-то солдатам, и те, подхватив ковер, поспешили к грузовику.
– Итак, вы сломали нашу стену? – язвительно осведомилась Изабель.
– Штурмбанфюрер хочет, чтобы все дома просматривались с дороги. Кто-то распространяет антигерманскую пропаганду. Мы найдем и арестуем преступника.
– И вы думаете, безобидные листки бумаги стоят такой возни?
– Они совсем не безобидные, мадемуазель. Они подстрекают к насилию.
– О да, насилие недопустимо. – Изабель скрестила руки на груди.
Вианна во все глаза смотрела на нее. Что-то здесь не так. Сестра спокойна, как… как кошка перед прыжком.
– Герр капитан, – проговорила Изабель после короткой паузы.
– Да, мадемуазель?
Солдаты тем временем проволокли мимо них кофейный столик.
Изабель проводила их задумчивым взглядом и подошла к капитану:
– Наш отец болен.
– Разве? – удивилась Вианна. – Почему я об этом не знаю? Что с ним?
– Он просил, – не обращая внимания на сестру, продолжала Изабель, – чтобы я приехала в Париж ухаживать за ним. Но…
– Папа хочет, чтобы ты ухаживала за ним? – Вианна ушам своим не верила.
– Чтобы уехать, вам нужен пропуск, мадемуазель, вы же знаете.
– Знаю. Я… – голос Изабель задрожал, – я думала, вы сумеете помочь получить его… Вы ведь почти член семьи. Вы же понимаете, как важны родители!
Странно, но, слушая Изабель, капитан то и дело поглядывал на Вианну, будто именно она была здесь главной.
– Я мог бы достать вам пропуск, – сказал капитан. – В случае семейной необходимости, да.
– Я вам очень признательна.
Вианна молчала. Неужели Бек не понимает, что сестра манипулирует им, – и почему он все время косится на нее?
Получив желаемое, Изабель подняла велосипед и покатила его к сараю. Вианна поспешила за ней.
– Что с папой? – спросила она, когда они отошли на изрядное расстояние.
– С ним все хорошо.
– Ты солгала? Зачем?
Короткая, но вполне ощутимая пауза.
– Полагаю, нет смысла темнить. Сейчас все известно всем. Каждую пятницу я по утрам сбегала на свидание к Анри. А сегодня он позвал меня в Париж. У него есть очаровательная квартирка, на Монмартре вроде бы.
– Ты с ума сошла?
– Скорее, влюбилась. Немножко. Наверное.
– Ты собираешься пересечь оккупированную нацистами Францию, чтобы переспать в Париже с парнем, в которого ты, наверное, влюблена. Немножко.
– Ну да, – согласилась Изабель. – Понимаю, звучит романтично.
– Боже, ты бредишь. По-моему, у тебя мозговая горячка.
– Ну, если любовь – это болезнь, то да – я больна.
– Боже! – всплеснула руками Вианна. – Что мне сказать, чтобы прекратить этот идиотизм?
– Ты веришь мне? – с внезапной серьезностью спросила Изабель. – Веришь, что я могу пересечь оккупированную нацистами Францию просто ради забавы?
– Это совсем не то же самое, что сбежать с бродячим цирком, Изабель.
– Да, но… ты считаешь, что я на такое способна?
– Ну разумеется, – пожала плечами Вианна. – Ты способна на любую глупость.
Слова сестры словно наотмашь хлестнули Изабель.
– Держись подальше от Бека, пока меня не будет, – глухо сказала она. – Не доверяй ему.
– В этом вся ты – твоего беспокойства хватает на советы, но не хватает, чтобы остаться со мной. Только твои желания имеют значение. А мы с Софи – так, хлам!
– Это неправда.
– Да ну? Ладно, катись в Париж. Развлекайся, но помни, что ты бросила племянницу и сестру! – Вианна оглянулась на человека, наблюдавшего за тем, как грабят их дом. – С ним.
Четырнадцать
27 апреля 1995 года
Побережье Орегона
Чувствую себя индейкой, подготовленной к запеканию. Да, знаю, эти современные ремни безопасности отличная штука, но у меня от них развивается клаустрофобия. Я принадлежу к тому поколению, которое не впадает в панику от малейшей угрозы.
Помню, как это бывало в те времена, когда требовалось делать выбор. Мы знали, что рискуем, но все же рисковали. Помню, как неслась в своем стареньком «шевроле», утопив в пол педаль газа, попыхивая сигаретой, а из маленьких черных динамиков пел Элвис – Lawdy, Miss Clawdy, а дети перекатывались на заднем сиденье, будто кегли в боулинге.
Мой сын опасается, что я могу сбежать в последний момент, и, надо сказать, не без оснований. За последний месяц моя жизнь перевернулась с ног на голову. На заднем дворе моего дома красуется табличка ПРОДАЕТСЯ, а я уезжаю.
