— Ну и как, лечение помогает?
Джек снова закурил.
— Чуда не происходит. Знаете, как, чистя луковицу, снимают один слой за другим. Поймите меня правильно — улучшения есть, и серьезные, его поведение стало более спокойным и предсказуемым. Но это нельзя назвать завоеванием Патрика. Патрик не победил болезнь — он заключил с ней перемирие.
— Тогда я ничего не понимаю. Если все, что вы говорите, верно, к чему это исчезновение? Патрик не мог не знать, в какой ужас загнал свою семью. Знает ли он, сколько его сограждан охотятся в городе за его призраком?
— Он знает, Мо.
— Ну и…
— Вопрос следует задать другому человеку, — ответил Джек.
— Но вы не даете мне поговорить с…
— Я не о Патрике.
— А о ком?
— О его отце. Побеседуйте с его отцом, — злобно фыркнул Джек. — Может, он внесет ясность.
Я объяснил Джеку, что знаю о Фрэнсисе Малоуни-старшем немного больше, чем он думает, и у меня есть свои причины оторвать ему голову.
— Нет, Джек, вы пока не назвали мне достаточно веской причины, которая помешала бы мне выполнить сложное и опасное поручение и получить свои двести долларов. Многие годы мне приходилось надевать наручники на людей, которым я симпатизировал.
Джек хлопнул меня по руке.
— Окажите мне услугу: пойдите к этому ублюдку, и если не поймете, что пережил Патрик, вернетесь и возьмете его. Он не убежит. Клянусь жизнью, не убежит.
— Я бы рад был вам помочь, но…
— В пятницу. — Джек убрал ладонь с моей руки, вскочил со стула и прислонился к двери. — Дайте нам время до пятницы.
— А что будет в пятницу?
— Мы обсуждаем все это уже несколько недель. Нам все равно нужно искать решение, ведь даже там личную жизнь человека почитают высшей ценностью, невозможно хранить тайну вечно. Пора кончать. В пятницу вечером Патрик спустится по лестнице, сядет в такси и поедет туда, куда вы скажете.
Я колебался.
— В Отдел розыска пропавших?
Джек ответил мгновенно:
— Если хотите, я сам его туда доставлю.
— Я хочу, чтобы он пошел со мной сегодня, и давайте покончим с этим делом!
— Прошу вас, Мо, еще несколько дней! Выход из подполья и при лучших обстоятельствах достаточно сложен, а Патрику нужно привести в порядок так много мыслей и чувств… Слушайте, вся эта история затянулась, и все-таки…
Стекло. Обращаться осторожно. Сравнение доктора Фрайар с древним фарфором внезапно пришло мне в голову. Должно быть, я выжил из ума.
Джек обнял меня со слезами на глазах, поцеловал в щеку. Ну, ну!
Я слегка запаниковал и оттолкнул Джека. Поняв мое замешательство, он сочувственно улыбнулся.
— Я еще ни на что не согласился. Нужно узнать, согласен ли Патрик, — продолжил я, кивнув на дверь.
Да, конечно. Он…
— Так дела не делаются, Патрик, — произнес я громко в сторону двери, игнорируя Джека. — Хочу услышать ваше согласие. Независимо от того, что произойдет до пятницы, беру с вас слово, что вы появитесь в квартире Кэти в субботу, ровно в восемь. Никаких глупостей. Никаких отговорок. Ничего. Даете слово?
Он ответил очень быстро:
— Да.
— О'кей! — Я снова повернулся к Джеку. — Дайте мне его куртку.
Джек выглядел смущенным.
— Зачем?
— Для страховки. И довольно вопросов. Я буду соблюдать условия сделки. Ваши секреты останутся таковыми до восьми часов утра субботы. А теперь дайте мне синюю парку.
Джек послушно принес куртку Патрика из соседней комнаты.
— У вас есть ручка или карандаш? — спросил я.
— Есть ли у меня ручка и карандаш? А как вы думаете, я ведь писатель!
Я дважды написал свою фамилию, адрес и номер телефона, разорвал листок на две части.
— Эта для вас, другую отдайте ему. Я не хочу сюрпризов. О любом — даже малейшем — происшествии я должен узнать первым. Ясно?
— Понятно.
Чтобы прикрыть тылы, я спросил:
— У вас есть телефон Кэти, так, на всякий случай?
— Да.
— Тогда все в порядке, — кивнул я, складывая синюю парку. — Суббота, ни секундой позже.
Джек проводил меня до выхода, снова и снова повторяя, что они сдержат слово, он рад, что все скоро закончится, и с трудом выносит напряжение, с декабря не способен написать список покупок — не то что диалог. Я ответил, что, если он поблагодарит меня еще раз, я прибью его на месте и выведу его приятеля на улицу за ухо.
Мимо клуба Медведя я вернулся туда, где оставил машину. Клубная раздевалка была одновременно автостоянкой и причалом старого вестсайдского склада. На символическом расстоянии от зоны погрузки выстроились в ряд мотоциклы, огромные, мощные «харлеи». Я остановился, прислушался. Ни один звук не доносился ни из-за железных дверей гаража, ни из-за черной стальной двери, у которой час назад меня так удивило беспокойное поведение Медведя. Клубная раздевалка, подумал я, нелепое сравнение. Клубная раздевалка — место, где маленькие мальчики играют в запрещенные игры… Но лучше определения не подберешь.
15 февраля 1978 года,
после визита к Джеку
Кэти все еще спала тяжелым сном после вчерашних возлияний. Теперь от меня пахло не только виски, но и табаком — Джек все время нервно курил. Я принял душ, моля бога, чтобы Кэти проснулась. Я хотел насладиться прикосновением к ее нежной, покрытой легким пушком коже. Но больше всего на свете я жаждал сказать Кэти, что ее брат жив. Слово, которое я дал Патрику и Джеку, уже меня тяготило. Кэти достаточно было бы просто поцеловать меня, спросить шепотом: «Где ты был?» — и я продал бы Патрика с потрохами.
— Давай, Кэти, просыпайся, прошу тебя, — громко сказал я.
Но бог не внял моим молитвам — скорее всего, из-за шума воды. Кэти все еще спала как убитая, когда я снова лег рядом с ней.
Я проснулся, когда началась передача «Открытый мир спорта»:
«Незабываемые минуты победы, боль поражения…»
— С ногой не так уж и плохо, — закричал я в ответ, — но вот голова болит!
— Ты что-то сказал? — крикнула Кэти из общей гостиной. — Хочешь что-нибудь съесть?
Я пошел на звук телевизора и нашел Косту, Мисти и Кэти — они пили «Вдову Клико», мой подарок.
— Черт, вы, ребята, времени зря не теряете!
— Это старая греческая традиция, — пояснил Коста, наливая мне стакан — Шампанское и «Открытый мир спорта». Олимпийские традиции у нас в крови.
— Шампанское? — усомнился я. — Не узо, не резина?
[36]
