– Мы получили это приглашение сегодня от мисс Хэдлам, – объяснила Делиз чрезмерно громким голосом.
– У меня строгие указания от руководства… Никто не может войти в эти двери без настоящего приглашения. – Он вернул бумагу Делиз. – Мисс Хэдлам прекрасно известен этот порядок. Моя задача – обеспечивать безопасность компании, а ваши личности никто не проверял. – Он отвернулся от нас и послал слащавую улыбку закутанной в норковую шубу Люси Лонгстафф, которая сверкнула жемчужными зубами и проплыла мимо нас, таща на буксире очередного поклонника. В отличие от Делиз, у Лонгстафф было свое место на «Альгамбре»: она исполняла роль хозяйки ночного клуба в бесконечном сериале о жизни Северной Британии.
Я подумал, не прорваться ли штурмом к разодетой публике, но портье перехватил мой взгляд в сторону вестибюля.
– Выкинь это из головы, солнышко! Ты не пробьешься дальше первой двери, – заявил он.
Я начинал злиться на Хэдлам. С нами обращались как с парой уличных зевак, стремящихся во что бы то ни стало оказаться рядом со «звездами» дешевой мыльной оперы. Мне захотелось развернуться и уйти, но Делиз не сдавалась.
– А вы могли бы попросить мисс Хэдлам спуститься к нам? – вежливо попросила она. – Мы принесли вещь, которая ей срочно необходима.
Не удостаивая ее ответом, командир штурмовиков нашел телефон Хэдлам в списке под стеклом у себя на стойке, не торопясь набрал номер и повернулся к нам спиной. Я уже закипал, но Делиз приложила палец к губам.
– Вам повезло. – Игнорируя Делиз, он протянул трубку мне. – Она на месте и готова с вами поговорить. Но о женщине ей ничего не известно.
«Какая скотина эта Хэдлам», – подумал я. Делиз была страшно огорчена. Я закрыл трубку рукой и прошептал ей:
– Если она не позволит нам войти вместе, портфель поплывет по Морскому каналу.
– Мисс Хэдлам, это Дейвид Кьюнан, – произнес я своим самым обворожительным голосом. – Со мной мой партнер, мисс Делиз Делани. Сегодня утром вы прислали мне факс, где ясно сказано, что он представляет собой приглашение на двоих на праздничный вечер в вашей студии. Я ни о чем вас не просил, а приехал, чтобы вернуть вам ценную вещь, и не намерен выслушивать оскорбления от ваших хамов охранников.
Глаза портье сузились. Последовала пауза, а затем раздраженный женский голос сказал:
– Я оставила на вахте бумагу, где черным по белому написано, что вы приглашены. Они хотят, чтобы я высекала свои распоряжения на гранитной плите? Передайте трубку охране! – Казалось, она искренне возмущена. Ее дикция выдавала выпускницу престижной частной школы. Я протянул трубку портье, который сверлил меня глазами, словно стремясь хорошенько запомнить мое лицо.
– Да, мэм… Джон Пултер… Нет, мэм, я получил самые строгие указания с верхнего этажа… Никаких гостей со стороны… Даже если вы спуститесь… Разрешение может дать только мистер Тревоз лично… А вот это возможно… Я пошлю кого-нибудь их сопроводить.
Он повернулся к нам.
– Вы не пропущены на вечер, но можете подняться в кабинет мисс Хэдлам. – Он был вполне удовлетворен.
Но я с ним еще не закончил.
– Я должен кое-что объяснить вам, мистер Пултер. Вы назвали меня «солнышко», что я воспринимаю как расистское оскорбление в адрес меня и моего партнера – и доведу до сведения вашего строгого руководства, как их служба безопасности обращается с гостями телестудии.
– Воспринимайте как хотите, приятель. Не понимаю, о чем вы. Вы такой же белый, как и я, а солнышком я называю всех, не только… – Он глянул на Делиз. В ярком свете бронзовый оттенок ее кожи казался еще темнее. – С женщиной я не разговаривал. Зря вы так разволновались. А если вы хотите, чтобы я принес извинения, то ждать вам придется долго.
Делиз бросила на меня уничтожающий взгляд, как будто путаница с приглашением и перебранка произошли по моей вине. Несмотря на ее ирландско-карибские гены, в ней достаточно английской крови, чтобы испытывать отвращение к любого рода «сценам».
Один из дежурных провел нас через сияющий мрамором вестибюль туда, где знаменитости дожидались лифта, чтобы вознестись на ярмарку тщеславия. С потолка свисали хрустальные люстры, из встроенных динамиков неслась негромкая музыка.
– Будем утешаться тем, что проехались в лифте со звездами голубого экрана, – шепнул я Делиз, когда мы встали между ведущим новостей и актером из сериала.
На пятом этаже мы вышли и двинулись по извилистому коридору. От развешанных по стенам кричащих абстрактных картин и крутых поворотов у меня снова началось головокружение, с которым я боролся весь день. На оформление интерьера денег действительно не пожалели. Все здесь было нестандартно – даже дверные проемы имели самые причудливые очертания – и в целом производило угнетающее впечатление. Цветные плинтусы, музыка со всех сторон и картины в тяжелых рамах придавали этому месту сходство с дорогой психиатрической клиникой.
Меня приятно удивило, что хозяйка кабинета встретила нас у дверей. В ней не было ничего отталкивающего, – наоборот, прислонившись к изогнутому дверному косяку, она выглядела очень привлекательно.
– Мне страшно неудобно перед вами, – пропела она со своим аристократическим акцентом, – вероятно, наверху опять начались кабинетные игры. Время от времени это случается – начальство заботится о том, чтобы как-то разнообразить наши скучные будни. – Особенно смущенной она, однако, не выглядела.
Я понял, что со слов Теда Блейка составил себе совершенно неверное представление об этой даме. Я ожидал увидеть фурию, крепко держащуюся за рычаги власти над виртуальной империей, – но перед нами стояла женщина явно иного склада.
Хэдлам была среднего роста, с песочного цвета волосами. Лицо немного портили выступающие вперед зубы – хотя и не придававшие ей «лошадиного» выражения, но все же довольно изрядные. Она имела очень своеобразную манеру улыбаться: сначала плотно смыкала полные губы, а затем раздвигала щеки. Я не сразу понял, что так она старается лишний раз не обнажать зубы. Элегантный пиджак цвета маренго прекрасно сочетался с кремовым джемпером и широкими брюками. Мгновенно почувствовав, что я нахожу эту женщину привлекательной, Делиз напряглась, и ее желание прорваться в глубь телевизионного мира явно ослабло.
– Проходите, пожалуйста, – сказала Кэт Хэдлам, снова сверкнув большими зубами.
Мы вошли в просторный ультрасовременный кабинет с неоконструктивистскими креслами, в которые нам предложили сесть. Из того положения, в каком оказывался разместившийся в них человек, я видел только лицо Хэдлам поверх своих колен.
– Эти кошмарные новые охранники хуже гестапо.
Она помолчала. Близорукая улыбка опять привела в движение все мускулы ее лица. «Централизованное управление», – подумал я и улыбнулся ей в ответ.
– Не знаю, как перед вами оправдаться, – продолжила она. – С тех пор как эти финансовые тузы поставили руководить студией Ланса Тревоза, мы отчитываемся за каждую кнопку и скрепку. Спрашивается, можно ли в таких условиях заниматься творческой работой? До этого Тревоз занимался оптовой торговлей мясом! Но я вижу, вы совершили чудеса и нашли мой портфель. – Она сделала паузу. B ee ровной манере держаться было что-то академическое.
