Тот покачал головой.
— Остынь.
Вэл подошел к нему.
— Эти сволочи лезут и не разрешают пройти, Джим. Они нас не пускают!
— Они просто выполняют свою работу, — сказал Джимми.
— Какого черта! Это их работа — в булочную бегать?
— Ты хочешь мне помочь? — спросил Джимми, когда рядом с братом вырос и Чак. Он был вдвое выше и почти столь же опасен, как Вэл, представляя почти такую же угрозу для соседей по кварталу.
— Ясно, хочу, — сказал Чак. — Ты только скажи, что делать.
— Вэл? — позвал Джимми.
— Чего? — Глаза Вэла рассыпали искры, и от него прямо-таки несло яростью.
— И ты хочешь помочь?
— Ну да, хочу, а как же иначе. Ты что, черт тебя дери, сдурел, сам не знаешь?
— Знаю, — сказал Джимми, чувствуя, что голос его карабкается куда-то вверх и надо его немедленно осадить, спустить на тормозах. — Еще бы не знать! Но это моя дочь, ясно? И ты слушай, что я говорю!
Кевин положил руку на плечо Джимми, и Вэл слегка попятился и стал разглядывать носки своих ботинок.
— Прости, Джимми, старина… Я малость погорячился.
Теперь Джимми несколько успокоился и старался, чтобы голос его звучал нормально, а голова работала как всегда.
— Ты, Вэл и Кевин… Сходите к Дрю Пиджену. Расскажите ему все.
— Дрю Пиджену? Зачем?
— Сейчас объясню зачем, Вэл. Чтобы поговорить с его дочкой Ив и с Дайаной Честра, она еще у них. Спросите их, когда они расстались с Кейти. В котором часу точно. Спросите, пили ли они; спросите, собиралась ли Кейти к кому-нибудь на свидание и с кем она сейчас встречается. Можешь это сделать, Вэл? — Обращаясь к Вэлу, Джимми смотрел на Кевина, надеясь, что тот сумеет удержать Вэла в рамках.
Кевин кивнул:
— Мы поняли, Джим.
— Вэл?
Вэл глядел через плечо в кустарниковые заросли у входа в парк. Он перевел взгляд на Джимми и затряс своей маленькой головкой.
— Да-да!
— Эти девчонки — ее подруги. Вы с ними поаккуратнее, но все-таки выведайте то, что я просил. Ладно?
— Ладно. — И, ободряюще улыбнувшись Джимми, Кевин похлопал по плечу старшего брата: — Идем, Вэл. За дело!
Джимми глядел, как они идут по Сидней-стрит, чувствуя рядом с собой Чака, в любую минуту готового взорваться и кого-нибудь убить.
— Как настроение?
— Не дури. Я держусь. Я за тебя беспокоюсь.
— Не бойся. Я тоже держусь. А что остается, правда?
Чак не ответил, и Джимми увидел на другой стороне улицы, за машиной дочери, вышедшего из парка Шона Дивайна. Он пробирался через заросли, глядя прямо на Джимми; высокая фигура его двигалась быстро, но Джимми все же заметил на его лице это выражение, которое он так не любил — словно все в мире ему подвластно, эдакий второй жетон на ремешке, чтобы пугать народ, даже против воли того, кто его нацепил.
— Джимми, — произнес Шон и потряс ему руку. — Привет, старина.
— Привет, Шон. Я услышал, что ты тут задействован.
— С раннего утра работаю. — Шон оглянулся, потом опять посмотрел на Джимми. — Но сказать пока ничего не могу.
— Она там? — Джимми сам услышал, как задрожал его голос.
— Не знаю, Джимми. Мы ее еще не нашли. И это все, что пока известно.
— Так пустите нас, — сказал Чак. — Мы поможем поискать. Вот и по телику все время показывают, как простые граждане и пропавших находят, и все такое.
Шон глядел только на Джимми, словно Чака рядом и не было.
— Все не так просто, Джимми. Мы не имеем права пускать посторонних, пока не осмотрим каждый дюйм территории.
— А территория — это что? — спросил Джимми.
— Да пока что весь этот чертов парк. Послушай, — Шон похлопал Джимми по плечу, — я вышел сюда, чтобы сказать вам, что сейчас вы ничем помочь не можете. Как только мы что-нибудь узнаем, первое, что мы сделаем, — слышишь, Джимми? — тут же сообщим тебе. В ту же секунду сообщим. Без дураков.
Джимми кивнул и тронул Шона за локоть:
— Можно тебя на минуту?
— Конечно.
Оставив Чака Сэвиджа, они прошли по улице несколько метров. Шон насторожился, готовясь к тому, что собирался сказать ему Джимми. Он глядел на него пристально, по-деловому, глазами полицейского, от которого не жди пощады.
— Это машина моей дочери, — сказал Джимми.
— Я знаю, я…
Джимми остановил его движением руки.
— Шон… Это машина моей дочери. Там внутри кровь. Утром она не вышла на работу. И на первое причастие своей сестрички тоже не пришла. С ночи ее никто не видел. Понятно? Это мы о дочери моей говорим, Шон. У тебя своих ребятишек нет, ты до конца этого понять не можешь, но все-таки постарайся понять. Это моя дочь.
Но глаза Шона по-прежнему оставались глазами полицейского. В них ничто не дрогнуло.
— Чего ты добиваешься, Джимми? Если ты хочешь сообщить, с кем она провела ночь, я пошлю туда людей для разговора. Если у нее были враги, я допрошу их. Ты хочешь…
— Они собак привезли, Шон. Собак. Для моей дочки. Собак и водолазов.
— Да, конечно. Задействованы большие силы. Полиция штата и городская полиция. Два вертолета и два катера, и мы обязательно ее найдем. Но ты сделать ничего не можешь. По крайней мере сейчас. Ничего. Ясно?
Джимми оглянулся на Чака, стоявшего на обочине; глаза его были устремлены на обсаженный кустами вход в парк. Чак подался вперед, казалось, готовый выпрыгнуть из своей шкуры.
— Почему мою дочь ищут водолазы, Шон?
— На всякий случай, Джимми. Здесь кругом много воды, а как иначе местность обследовать?
— А что, она в воде?
— Мы не знаем, где она, Джимми. Вот и все.
Джимми на секунду отвел глаза. Голова у него работала не слишком хорошо, мозги ворочались с трудом, тяжелые, вязкие. Ему надо в парк. Пройти по пешеходной дорожке, и чтобы навстречу ему вышла Кейти. Он не мог ни о чем думать. Ему просто надо было в парк.
— Ты хочешь скандала? — спросил Джимми. — Хочешь засадить меня и всех Сэвиджей за решетку за то, что мы ищем нашу девочку?
И еще говоря это, он понимал, что угроза его — лишь проявление слабости, и он ненавидел Шона за то, что и тот это понимает.
Шон покачал головой:
— Я вовсе этого не хочу. Поверь мне. Но если другого выхода не будет, я это сделаю. — Шон открыл блокнот. — Послушай, скажи мне только, с кем она была прошлой ночью, где была, и я…
Джимми уже отошел на несколько шагов от Шона, когда громко и пронзительно заверещал передатчик. Джимми обернулся на этот звук, а Шон, поднеся к губам микрофон, сказал:
