— Послушай, папа, давай пока не думать о том, что и к чему имеет отношение.
— А, собственно, почему?
Шон предостерегающе поднял руку:
— Хорошо? Доставь мне удовольствие.
— О, конечно! Это единственная моя радость — при первой возможности доставлять удовольствие сыну.
Шон почувствовал, как рука его крепче сжала ручку стеклянной кружки.
— Я заглянул в старое дело о похищении Дейва. Полицейский детектив, который вел его, умер. Кроме него никто ничего не помнит, а дело числится в нераскрытых.
— Вот как?
— Да, так. А я помню, как ты вошел ко мне в комнату примерно через год после того, как все произошло, и сказал: «Кончено. Их поймали».
Отец пожал плечами:
— Поймали одного из них.
— Так зачем же…
— В Олбани, — сказал отец. — Я видел фотографию в газете. Парень этот признался в нескольких нападениях на малолеток в Нью-Йорке и дал показания, что в Массачусетсе и Вермонте он занимался тем же самым. Парень этот повесился в камере до того, как его расспросили о подробностях. Но я узнал это лицо — лицо, которое рисовал полицейский у нас на кухне.
— Ты уверен?
Отец кивнул:
— На сто процентов. Полицейского детектива… его звали… э-э…
— Флинн, — сказал Шон.
Отец опять кивнул:
— Майк Флинн. Правильно. Знаешь ли, я с ним был немного знаком. И я позвонил ему, когда увидел в газете фотографию, и он сказал, да, это тот самый парень. Дейв подтвердил это.
— И который?
— Что?
— Который из них?
— Ах, ну да. Как бы его описать? С сальными волосами и сонным взглядом.
Странно было вновь слышать детские слова Дейва, возвратившиеся к нему из прошлого через разделявший его и отца стол.
— Тот, что был рядом с водителем?
— Ага.
— А его подельник? — спросил Шон.
Отец затряс головой.
— Погиб в автомобильной катастрофе. Так заявил первый, как я слышал. Но я не стал бы очень доверять тому, что я слышал. Вот черт! Ты должен был сказать мне, что Тим Маркус умер.
Шон прикончил то, что оставалось в кружке, и, указав на пустую кружку отца, спросил:
— Еще по одной?
Несколько секунд отец разглядывал кружку.
— Какого черта ты спрашиваешь? Разумеется.
Когда Шон вернулся от стойки бара со свежим пивом, отец его смотрел «Опасность!», беззвучно мелькавшую на одном из телевизионных экранов над стойкой. Едва Шон уселся за стол, как отец, не отрывая от экрана взгляда, спросил:
— Роберт Оппенгеймер — это кто?
— Откуда ты знаешь, что без звука правильно понял фамилию?
— Знаю, и все, — сказал отец, наливая пиво себе в кружку и хмурясь глупости вопроса. — Вы, ребята, делаете это сплошь и рядом. Никак я вас не пойму.
— Что мы делаем? И кто это «мы»?
Отец потряс в воздухе кружкой.
— Ребята твоего возраста. Все время задаете вопросы и не догадываетесь, что стоит только на секунду перестать думать, и ответ явится сам собой.
— О, да ладно тебе, — сказал Шон.
— Как в этой истории с Дейвом Бойлом, — продолжал отец. — Ну какая разница, что случилось двадцать пять лет назад с Дейвом? Тебе известно, что это было. Он пропадал четыре дня у тех, кто совращает малолеток. Случилось все как по нотам. Но вот являешься ты и ворошишь прошлое затем, чтобы… — Отец выпил пива и закончил: — Не знаю я, черт побери, зачем ты его ворошишь!
Отец смущенно улыбнулся, и Шон ответил ему улыбкой не менее смущенной.
— Послушай, папа…
— Что?
— Ты хочешь сказать, что с тобой в прошлом не происходило ничего, о чем бы ты потом не думал, к чему не возвращался мысленно, чего не проворачивал потом в голове?
— Да дело не в этом!
— Именно в этом.
— Вовсе нет. Дерьмо ко всем липнет, Шон. Ко всем. И ты, Шон, тут не исключение. Но вот ваше поколение, вы начинаете ковыряться в этом. Прямо как зуд вас одолевает — не можете оставить дерьмо в покое. У тебя что, есть доказательства, что Дейв причастен к гибели Кэтрин Маркус?
Шон засмеялся. Старик делал обходной маневр: заговаривал зубы Шону, ругательски ругая его поколение, хотя на самом деле единственное, что его интересовало, — это не имеет ли история с Кейти отношения к Дейву.
— Скажем, так: есть кое-какие побочные обстоятельства, которые заставляют приглядываться к Дейву.
— Ты считаешь это ответом?
— А ты считаешь, что задал вопрос?
И на отцовском лице забрезжила эта его удивительная улыбка, с которой он сразу же скидывал лет пятнадцать. Шон помнил, как раньше, когда отец был моложе, улыбка эта мгновенно распространялась по дому, освещая все вокруг.
— Так ты пристаешь ко мне с этими расспросами, потому что прикидываешь, не превратили ли эти подонки Дейва в убийцу молодых девушек?
Шон пожал плечами:
— Да, что-то вроде этого.
Отец подумал немного, перебирая орешки в стоявшей между ними вазочке, отпил еще несколько глотков.
— Нет, этого не может быть.
Шон фыркнул:
— Ты так хорошо его знаешь?
— Нет. Но я помню его мальчишкой. Не было в нем этого.
— Полно милых мальчишек, которые, вырастая, начинают творить такое, что нарочно не придумаешь.
При этих словах отец вскинул бровь:
— Ты пытаешься преподать мне урок и рассказать, что такое человеческая природа?
Шон покачал головой:
— Нет, просто я работаю сыщиком.
Отец откинулся на спинку стула и смерил Шона взглядом; в уголках его губ заиграла натянутая улыбка:
— Ну давай же, просвети меня.
Шон почувствовал, что краснеет.
— Да нет… я просто…
— Прошу.
Шон ощутил себя дурак дураком. Поразительно, с какой легкостью отец умеет это делать: то, что любой другой человек, как знал Шон, признал бы нормальным умозаключением, отец выворачивал так, что получалась глупость: мальчик Шон хочет казаться взрослым, а в результате выглядит лишь напыщенным ослом.
— Ну, помилосердствуй. Кое-что о людях и преступлениях я все-таки знаю. Ведь это моя работа.
— Значит, по твоему мнению, Дейв оказался способен убить девятнадцатилетнюю девушку? Тот самый Дейв, который играл с тобой у нас во дворе? Тот мальчик?
— По моему мнению, все способны на все.
