Книга Мистик-ривер, страница 86. Автор книги Деннис Лихэйн

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мистик-ривер»

Cтраница 86

Уайти опять оглянулся на дверь, окинул ее таким взглядом, словно готов был ее испепелить.

— Можно попробовать.

— Думаю, что нам поможет пушка. Это ниточка, за которую стоит потянуть.

Уайти пожевал губами и потом кивнул:

— Неплохо бы разузнать побольше про эту пушку. Возьмешь это на себя?

— В том винном заведении владелец прежний?

— Не знаю, — сказал Уайти. — Досье у нас в папке восемьдесят второго года, и тогда владельцем был Лоуэлл Чокнит.

Шон улыбнулся смешной фамилии.

— Звучит, правда?

— Почему бы тебе не проехаться туда, а? А я погляжу в стекло на этого негодяя, проверю, не знает ли он песен про девушек, убитых в парке.

* * *

Лоуэллу Чокниту было под восемьдесят, но выглядел он так, словно легко мог обставить Шона на стометровке. На нем была оранжевая футболка из спортивного магазина поверх синих тренировочных штанов с белым кантом и чудесные новехонькие кроссовки «Рибок», а двигался он так ловко, словно ему ничего не стоило, подпрыгнув, достать любую бутылку с самой верхней полки, если его попросят.

— На этом самом месте, — сказал он Шону, указывая рукой на ряд пол-литровых бутылок на полке за стойкой. — Насквозь прошила бутылку и застряла вот тут, в стене.

— Испугаться можно, да? — сказал Шон.

— Испугаться можно и бутылки молока, — пожал плечами старик. — А вообще не страшнее иного прочего. Вот когда десять лет назад сюда ко мне поздно вечером заявился громила с глазами бешеной собаки и потным лицом — пот тек с него ручьями, он все время смаргивал его, — когда он сунул прямо мне в рожу дробовик, вот тогда, сынок, я струхнул. А те парни, что мне в стену пулю засадили, профессиональные налетчики, а с профессионалами я всегда найду общий язык. Им нужны были только деньги, а злобы на весь мир в них не было.

— Итак, те двое…

— Вошли с черного хода, — сказал Лоуэлл Чокнит, метнувшись к противоположному концу стойки, где за черной занавеской находилась подсобка. — Там есть дверь к пакгаузу. А у меня тогда паренек один работал пару-другую часов в день. Он наркотиками приторговывал и сам покуривал травку на вольном воздухе. И частенько дверь эту оставлял открытой, когда возвращался. Не то он был с ними в сговоре, не то они следили за ним и знали, что он растеряха. В тот вечер они и пролезли через незапертую дверь и перво-наперво открыли стрельбу, чтоб я сам за пистолетом не вздумал потянуться, а после взяли то, за чем пришли.

— И на много они вас нагрели?

— На шесть тысяч.

— Выручка порядочная, — сказал Шон.

— По четвергам, — сказал Лоуэлл, — я тогда обналичивал чеки. Теперь я этим не занимаюсь, а тогда я был глуп. Потому что, будь эти воры малость посметливее, они заявились бы ко мне утром, когда вся наличность еще была при мне. — Он пожал плечами. — Я назвал их профессионалами, но профессионалы, смею думать, они были не лучшие.

— А теперь про парня, что оставил дверь открытой, — попросил Шон.

— Марвин Эллис, — сказал Лоуэлл. — Черт его знает, может, он и был с ними связан. Я уволил его на следующий же день. Факт тот, что выстрелили они единственно потому, что им было известно, что под стойкой я держу пистолет. А известно это было считанным людям, и значит, либо Марвин им это сказал, либо один из тех двоих, что работали у меня.

— И вы в свое время сообщили об этом полиции?

— О, конечно! — Старик даже руками замахал. — По их словам, они, конечно, просмотрели мою старую документацию, допросили всех работавших у меня когда-то. И никого не арестовали. Так вы говорите, что то оружие задействовано в новом преступлении?

— Угу, — сказал Шон. — Мистер Чокнит…

— Лоуэлл. Ради бога, зовите меня Лоуэллом, пожалуйста!

— Лоуэлл, — сказал Шон, — а та документация с именами работников у вас сохранилась?

* * *

Дейв глядел прямо в зеркальное стекло в комнате для допросов, зная, что напарник Шона, а может быть, и сам Шон, в свою очередь, глядят на него.

Пускай.

Как дела? Я и сам ужасно люблю «Спрайт». Что они кладут в него? Лимон. Правильно делают. Мне нравится этот лимонный вкус, сержант. М-м, вкуснотища! Да, сэр. Жду не дождусь второй банки.

Дейв глядел на самую середину зеркала из-за длинного стола и чувствовал себя превосходно. Правда, он не знал, куда отправилась Селеста с Майклом. Незнание это порождало в нем ужас и отравляло мозг сильнее, чем пятнадцать или около того банок пива, которые он выдул прошлой ночью. Но она вернется. Смутно помнилось, что он мог ее напугать. Кажется, он плел что-то несусветное — про вампиров, про яд, который, попав в организм, остается в нем навеки, так что, возможно, она была несколько не в себе.

И нельзя сказать, что он ее винит. Ведь это он допустил, чтобы Мальчишка так распоясался, показал свой безобразный зловещий оскал.

Но если не считать того, что Селеста и Майкл пропали, чувствовал он себя великолепно — решительным, сильным. Он поборол в себе эту дряблость последних дней. Господи, он даже ухитрился уснуть прошедшей ночью и проспать целых шесть часов. Проснулся он с тошнотой, дурным вкусом во рту и головой, тяжелой как гранит, но, как ни странно, ясной.

Он знал, кто он такой. И знал, что сделал все как надо. И убийство, которое он совершил (а Дейв больше не мог приписывать это Мальчишке — это сделал он сам, Дейв), теперь, когда он все уложил в голове, давало ему силы. Он где-то слышал, что древние люди съедали сердца тех, кого убивали. Они ели их сердца, и мертвые переходили в них, в их плоть. И они становились сильнее — двойная сила, двойной дух. Вот так и Дейв. Нет, никакого сердца он, конечно, не ел. Не помешанный же он, в самом деле! Но сейчас он торжествует торжеством хищника: он совершил убийство. Он поступил как надо. Он утихомирил чудовище внутри себя, извращенца, жаждавшего взять за руку ребенка и истаять в его объятиях.

Этого извращенца, гомика, теперь и след простыл. Пусть убираются к чертям, в преисподнюю вместе с жертвой Дейва. Убив, он убил в себе свою слабость, этого гомика, который таился в нем с одиннадцати лет, того, кто стоял у окна и смотрел, как веселится Рестер-стрит, празднуя его возвращение. Тогда он чувствовал себя таким слабым на этом празднике, таким уязвимым. Он чувствовал, что все вокруг втайне потешаются над ним, а родители его друзей улыбаются ему фальшивыми улыбками; видел, что, радуясь на глазах у всех, наедине с собой они его жалеют, боятся его и ненавидят, и он бежал с этого праздника, спасаясь от этой ненависти, превращавшей его в какую-то вонючую слякотную лужу. А теперь иная ненависть сделает его сильным, потому что у него есть иная тайна, получше той, старой горестной тайны, о которой все всё равно догадывались. Теперешняя тайна не умаляет его, а возвышает в собственных глазах.

Приблизьтесь ко мне, хотелось ему теперь крикнуть. Я заимел тайну. Подойдите еще ближе, и я шепну ее вам на ухо.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация