Книга Насмешливый лик Смерти, страница 27. Автор книги Росс МакДональд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Насмешливый лик Смерти»

Cтраница 27

Музыка смолкла и заиграла опять. Это была все та же старая пластинка, «Сентиментальная леди», заводившаяся вновь и вновь. Сентиментальная Уна, сказал я себе, и в эту минуту раздался вой. Отдаленный и приглушенный несколькими стенами, он то усиливался, то замирал, как вой койота под луной. Или человека? У меня по спине забегали мурашки. Я услышал Унин голос:

― Ради бога, заставь его замолчать.

Мужчина с ежиком поднялся и стал виден по пояс. На нем был белый тиковый халат медбрата или санитара, но их сноровки ему явно недоставало.

― Что мне сделать? Привести его сюда? ― Он по-женски стиснул руки.

― Похоже, придется.

Вой опять усилился. Голова санитара повернулась, потянув за собой тело. Он отошел от окна и исчез из поля моего зрения. Уна встала и удалилась в том же направлении. Ее плечи облегал строгий черный пижамный жакет. Музыка заиграла громче. Она выплескивалась из дома, как черные волны прибоя, и, как зов тонущего, ее перекрывал дикий человеческий вопль. Внезапно вой прекратился. Его эхо захлестнула музыка.

Спустя некоторое время в комнате раздались голоса. Первым сквозь музыку прорвался голос Уны:

― Разламывается голова... хоть каплю покоя... тишины...

Потом послышался уже знакомый мне гортанный голос, сначала тихий, а потом перешедший в крик:

― Не могу. Это ужасно. Творятся чудовищные вещи. Я должен помешать.

― Конечно, конечно, только помешанный и может помешать. ― Это был тенорок молодого человека, подрагивающий от смеха.

― Оставь его! ― взвизгнула Уна. ― Пусть он выговорится. Ты что хочешь, чтобы он орал всю ночь?

Опять все поглотила музыка. Я перешагнул через цветочную кадку во дворик и оперся на один из ржавых столов. Он показался мне устойчивым. Воспользовавшись стулом, как ступенькой, я взобрался на него. Стол пошатнулся, и я пережил момент ужаса, пока он не выровнялся. Когда я выпрямился, моя голова оказалась как раз на уровне подоконника всего в десяти футах от окна.

В дальнем конце комнаты Уна склонилась над радиолой. Она уменьшила громкость и направилась прямо к окну. Я инстинктивно пригнулся, но ее взгляд был устремлен не на меня. С выражением, в котором мешались бешенство и снисходительность, она смотрела на человека, стоявшего в центре комнаты. Человека с белой, будто выжженной молнией, отметиной над ухом.

Его хилое тельце утопало в красном парчовом халате, словно снятом с великанского плеча. Даже его лицо, казалось, усохло под кожей. На месте скул у него висели бледные брыли, мотавшиеся при движении челюстей.

― Чудовищные вещи! ― прорезал тишину его гортанный вскрик. ― Творятся и творятся. Я отогнал от мамы собак. Они распяли папу. Я вылез из трубы, а он там на горе. Сует мне в нос ногти и говорит, что всех перерезал, всех перебил. Это их последний трамвай. Я нырнул на дно, а там мертвые мальчики. Старьевщики зазнались, у них в штанах пушки. ― Последовала мешанина англосаксонских и итальянских непристойностей.

Санитар в белом халате сидел на подлокотнике кожаного кресла. Падавший на него сзади свет торшера придавал ему сходство с надувным розовым слоном. Как болельщик на боковой линии, он подзадорил:

― Покажи им, Дюрано. У тебя отличный удар, старик.

Уна набросилась на него, вытянув вперед шею, как злая гусыня:

― Для тебя он господин, жирное ты ничтожество! Зови его господин!

― Хорошо, господин Дюрано. Простите.

Человек, носивший это имя, поднял лицо к свету. Черные пустые глаза блестели под нависшими бровями, как вдавленные в мягкое тесто угли.

Господин районный прокурор! ― с жаром продолжал он. ― Он говорит, в реке крысы, крысы везде. Он говорит, уничтожить их всех. Крысы в питьевой воде, плавают по моим жилам, господин доктор прокурор. Я поклялся их перебить.

― Ради бога, дай ему пистолет, ― сказала Уна. ― Пора с этим кончать.

― Ради дорогого боженьки, ― подхватил Дюрано. ― Я видел его на горе, когда вылез из трубы. У него лошадиные ногти, а маму кусают собаки. Он дал мне ружье, говорит, спрячь в штаны, у тебя в жилах крысы. Я сказал, я их перебью. ― Его тощая рука нырнула, как ласка, в карман халата и вынырнула пустая. ― Они забрали мое ружье. Как я могу их перебить, если они забрали мою пушку? ― Он поднял кулаки и принялся в остервенении колотить себя ими по лбу. ― Отдайте мое ружье!

Уна с такой скоростью понеслась к проигрывателю, как будто ее подгонял ураган. Запустив его на полную громкость, она вернулась к Дюрано, шаг за шагом преодолевая сопротивление психического ветра, гулявшего в комнате. Толстый санитар задрал халат и вытащил из-за пояса пистолет. Дюрано неуверенно за него ухватился. Санитар и не подумал его отталкивать. Дюрано вырвал пистолет и отступил с ним назад.

― Слушай меня! ― приказал он и разразился потоком грязных ругательств, как будто они скопились у него во рту и он спешил их выплюнуть. ― Эй вы, двое, руки за голову!

Санитар повиновался, Уна вытянулась рядом с ним, подняв руки и поблескивая перстнями. Ее лицо ничего не выражало.

― Вот так, ― рявкнул Дюрано. На лбу, по которому он себя молотил, выступили красные пятна. Обвислые губы продолжали шевелиться, но музыка заглушала его слова. Он наклонился вперед, сжимая оружие побелевшими от напряжения пальцами. Казалось, пистолет позволяет ему удержаться на ногах в бушующем океане музыки.

Уна что-то тихо сказала. Санитар, слабо улыбнувшись, опустил глаза. Дюрано, подскочив, три раза выстрелил ему прямо в живот. Санитар раскинулся на полу, уронив голову на заброшенную назад руку. На его лице была все та же слабая улыбка.

Дюрано три раза пульнул в Уну. Она скрючилась, зверски гримасничая, и повалилась на диван. Дюрано оглядел комнату в поисках новых жертв. Никого больше не обнаружив, он опустил пистолет в карман халата. Когда пошла пальба, я понял, что пистолет игрушечный.

Уна поднялась с дивана и приглушила музыку. Дюрано наблюдал за ней без удивления. Оживший человек в белом препроводил его к двери. На пороге Дюрано оглянулся. Он мечтательно улыбался, разбитый им самим лоб вспух и начал синеть.

Уна усиленно замахала ему, как мать ребенку, и махала до тех пор, пока санитар не вывел его из комнаты. Тогда она села за карточный столик у окна и принялась тасовать колоду. Сентиментальная Уна.

Я покинул свой наблюдательный пункт. Далеко внизу волны играли с песком, ритмически булькая и посапывая, как бессмысленные младенцы.

Я опять обогнул дом и вернулся к фасаду. Зарешеченное окно во втором этаже все еще было освещено, и по потолку бродили тени. Я подошел к двенадцатифутовой парадной двери из резного черного дуба. Именно в такую дверь хорошо молотить прикладом. Я встал на заросшую сорняками клумбу, упер подбородок в железные перила крыльца, положил палец на курок пистолета в кармане пиджака. И решил, что день не прошел даром.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация