Смесь гноя и крови тоненькой струйкой медленно текла из опухоли Терри. Он вытирал ее тыльной стороной ладони, оставляя разводы на лбу.
— Ладно, — сказал он. — Теперь, когда это маленькое представление закончилось, мы можем вернуться к нашим делам. Ноэль, ты готов говорить разумные вещи?
— Что ты хочешь, чтоб я сказал, Терри? Он мертв. Вот и все, что у меня есть. Я рассказал тебе все, что мог.
— Я хочу знать… Я хочу знать… Все. Точно.
— Хорошо. Чес тайно работал над британской космической программой. Сейчас он в открытом космосе. Вскоре он станет первым представителем Лондона на Марсе.
Когда Терри ударил его, Ноэль сильно пожалел, что не держал язык за зубами. Он вспомнил сцепу из «Смертельного оружия»,
[43] где Дэнни Гловера захватили преступники. Их главарь, такой яркий блондин, сказал что-то вроде:
— Чего ты ждешь? Что придет герой и освободит тебя? Что ж, героев больше не осталось.
В этот миг Мэл Гибсон врывается с мертвым китайцем на спине и устраивает вокруг славный мордобой.
К несчастью, Ноэль был вынужден признать, что насчет реальной жизни злодей был прав: героев больше нет.
Пайк его кинул. Он должен был ворваться на танке и спасти его, но этого не произойдет, так ведь? Потому что Пайк никогда не был крутым. Он даже не был «парнем, что надо». Он — просто милый мальчик из Питерборо с отлично сданными экзаменами. Он всего лишь зануда из средней школы, который обманом занял лучшие места на стадионе. Он заставил их поверить, что он крутой, одиночка, мужчина без прошлого, яростный вояка. Но все оказалось лажей. Он их обманул. Это была игра. А когда дошло до дела, Пайк оказался слабаком. Его корни дали о себе знать.
Нет. Пайк разочаровал его.
И Пайк его не спасет.
Он остался один со своим убитым горем отцом и этими двумя козлами.
Пошли все. Что за идиотский конец.
Глава двадцать вторая
Огоньки на елке то вспыхивали, то гасли. Единственным источником света в гостиной было пламя искусственного камина; он работал на газу, но выглядел как настоящий. Если бы Сара не сказала, он решил бы, что в камине лежит настоящий уголь.
На каминной полке стояли праздничные открытки, по стенам были развешаны бумажные гирлянды, а с потолка свисала серебристая звезда. Пайк ощутил себя в одном из фильмов Спилберга, где люди встречали обалденное старомодное Рождество. Он сидел, закутавшись в длинный махровый халат. Сара уже, наверное, собиралась ложиться и накинула только мужское пальто, в котором была утром. Пайк не знал, что было под ним, возможно ничего.
Вдвоем они уже уговорили полбутылки виски, и Пайк чувствовал себя навеселе. Да, «навеселе» было верное слово, способное четко описать его состояние. Навеселе и как в детстве.
А Сара в это время рассказывала ему о себе: о муже, который ушел к своей старой подружке; о том, каково быть матерью-одиночкой, пытаясь все время найти работу получше. Сейчас она была управляющим в небольшом местном супермаркете, но хотела получиться и как-то изменить свою жизнь. Все вокруг было настоящим, домашним, обыкновенным и действовало на Пайка успокаивающе. Он задумался, сможет ли он, приехав в Канаду, найти себе такую женщину. Кого-нибудь с покладистым характером, чтобы провести вместе остаток жизни.
Нет, в жизни все иначе: когда ты ничего не ищешь — оно рядом с тобой, только руку протяни, но стоит только задаться целью и начать поиск, и ты ничего не найдешь.
Тут он обозвал себя полным идиотом. Как он может мечтать о жизни с этой женщиной, с женщиной, с которой только познакомился?
Но она его волновала. Дразнили ее длинные ноги, исчезающие под пальто, возбуждала ее манера взъерошивать черные блестящие волосы.
— Как называется эта прическа? — спросил Дэннис.
— Тебе не нравится?
— Просто интересно.
— Наверное, «боб», с челкой… Ее еще называют а-ля Луиза Брукс.
— Кто это такая?
— Кажется, актриса. Двадцатых годов.
— Ты немного похожа на китаянку.
— Вот спасибо.
— Да нет же, мне нравится. У тебя шикарные волосы.
Сара пожала плечами.
— Забавно, — заметил Пайк. — Женщины не умеют принимать комплименты, они всегда думают, что мы их обманываем. Но если мы действительно их обманываем, они принимают это как комплимент. Я не знаю, но мне кажется, что вы гораздо легче воспринимаете нападки.
— Льстец.
— Ну, послушай, я имею в виду, что женщины любят, когда их подкалывают. Они это принимают. Например, если бы я сказал, что ты толстая или некрасивая, ты приняла бы это за шутку, а на самом деле решила, что я нахожу тебя стройной и красивой. Ты будешь смеяться. Но если бы я сказал, что ты прекрасна, ты подумала бы, что я наглец, который будет приставать, и что я на самом деле так не думаю, а просто мне что-то от тебя нужно.
— Так ты считаешь меня толстой и уродливой?
— Нет, я думаю, ты прекрасна.
Сара засмеялась.
— Теперь я не знаю, что ты обо мне думаешь.
— В том-то и дело, понимаешь? Мужчины — это полная противоположность. Они любят, когда им говорят комплименты, и жадно их проглатывают.
— Ты выглядишь немолодо.
— Ты мне это уже говорила. Это из-за волос.
— Неужели?
— Может, мне стоит носить шляпу, — предложил Пайк.
— Мужчины в шляпах подозрительны.
— Я знаю, о чем ты говоришь. Сейчас все ходят в бейсболках. Все косят под американцев.
— Обещай мне одну вещь, Пайк.
— Какую?
— Ты никогда не будешь носить бейсболку задом наперед.
— Это одно из моих десяти жизненных правил.
— А какие остальные?
— Никогда не носить красные ботинки. Никогда не ходить по магазинам пьяным… Не знаю, никогда не пристегиваться, если надеты подтяжки…
— Но это все антиправила, так? — заметила Сара.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Они касаются того, что не нужно делать. А есть правила о том, что нужно делать?
— Например?
— Например, «лови момент».
— Это не про меня.
— Ой ли.
Пайк уставился на ковер.
— Ты ведь не очень счастливый человек, «мистер Пайк»? — через некоторое время спросила Сара.
— Никогда не задумывался.
— Ты полностью закрыт. Частная собственность, вход воспрещен. Нарушители будут преследоваться.
