– С какой стати тебя могут арестовать?
Крис помедлил, потом сказал:
– Возможно, этот шантажист отомстит нам. Лучше все-таки тебе было бы выполнить его требования.
– Как он может отомстить? Ты ничего не сделал, Крис, и у нас нет никаких оснований бояться.
Он прикрыл лицо рукой, чтобы скрыть от Валери тик.
– Я никак не могу вспомнить, что произошло в ту ночь. Я бог знает что мог натворить. – Он замолчал, нахмурился и продолжил: – Я совсем смутно помню, будто я что-то делал.
Валери глубоко вздохнула. Она старалась скрыть охватившую ее дрожь.
– Ты помнишь женщину и слонов?
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Я много думала о ней. Может быть, на этой женщине был браслет и на нем маленькие слоники, и поэтому в своих воспоминаниях ты связываешь ее со слонами.
Крис удивленно посмотрел на нее, потом с силой ударил себя по коленям.
– Тебе в голову пришла умная мысль, Валери. Да, теперь я вспоминаю. У нее действительно был на руке такой браслет со слонами.
– А она напоминала тебе пекинеса?
Крис, прищурившись, уставился на Валери:
– Это та самая женщина, которая тебя шантажировала?
– Нет, но я недавно видела в ресторане отеля девушку, на которой был такой браслет. Очаровательное создание с лицом, похожим на мордочку пекинеса.
Крис почесал нос. Валери видела, что он задумался над тем, что она сказала.
– Это вполне могла быть она, – наконец произнес он. – Теперь я ее хорошо вспомнил.
– Ты рассказывал мне, что тебе стало ее жаль.
– Этого я не помню. Разве я что-нибудь говорил?
Лицо его потеряло выражение, словно между его глазами и мозгом повесили непроницаемую занавеску.
Валери поняла, что потеряет время, если будет надеяться узнать от него что-то еще. Поэтому она сменила тему и начала рассказывать о своих утренних заплывах в море.
Крис вежливо слушал, но Валери видела, что это его совершенно не интересует. Сделав еще несколько бесплодных попыток заговорить с ним, она встала:
– Завтра я снова приду. Может быть, уже успею к тому времени поговорить с Циммерманом.
– И ты осталась при своем мнении, что не стоит платить шантажистам? – спросил Крис, искоса глядя на нее.
– Да.
Его длинные пальцы нервно зашевелились на коленях.
– Это может оказаться ошибкой.
– Я считаю, что было бы глупо платить ему. Зачем нам это делать?
– Кто этот человек?
– Частный детектив.
Крис испугался.
– Подобные типы могут быть опасными. Ты должна дать ему деньги.
– Ты ведь даже не знаешь, почему он нас шантажирует.
– Нет, и не хочу этого знать. Я болен и не хочу волноваться.
Валери поняла, что Крис ушел в свой призрачный мир.
– Люди приписывают другим так много грязных дел, что я ничего не хочу знать.
Повинуясь внезапному импульсу, Валери вынула из сумочки золотую зажигалку и подала ее Крису.
– Я нашла вот это, Крис.
Он посмотрел на зажигалку, содрогнулся всем телом и отбросил ее от себя, словно увидел на своей руке отвратительное насекомое. Потом он взглянул на Валери, и выражение его лица ужаснуло ее.
Это был уже не ее муж, и в лице его не было ничего человеческого. Дыхание со свистом вырывалось из горла, руки поднялись, пальцы скорчились.
– Крис! – испуганно вскрикнула Валери.
– Я сыт тобой по горло, – угрожающе прохрипел он. – Я убью тебя так же, как убил ту женщину.
Медсестра уже была возле них. Она схватила его за руку и заломила ее за спину. Он не мог двинуться с места, но все так же смотрел на Валери, лицо его дергалось, изо рта шла пена.
– Бегите и пришлите доктора Густава, – приказала медсестра. – Я не смогу его долго удерживать.
Валери повернулась и побежала по дорожке. Вскоре она увидела санитара, который выскочил ей навстречу. Она рассказала ему, что произошло, и он поспешил на помощь санитарке.
У Валери подкосились ноги, и она села на траву, закрыв лицо руками.
Пока Валери занималась уничтожением пиджака своего мужа, Террелл сидел дома и занимался уничтожением своего завтрака.
Незадолго до этого Джейкоби отвез обратно в «Парк-мотель» его квартиранток. Оставшись одни, Террелл и его жена облегченно вздохнули. Им надо было запастись ангельским терпением, чтобы находиться рядом с этим ребенком.
За завтраком Террелл размышлял о событиях вчерашнего дня. Джек и Мо убиты, Ли Харди тоже мертв. Об этом не стоило сокрушаться. Дело об убийстве Хенекея было закончено.
Оставалось незавершенным дело об убийстве Сью Парнелли. Они до сих пор не имели ни малейшего понятия, кем было совершено это преступление. Еще было странным то, почему миссис Бурнетт уплатила Гомеру Хейру двадцать тысяч долларов.
Террелл был убежден в том, что Хейр шантажировал ее, но, поскольку она не дала никаких показаний против него, Террелл ничего не мог предпринять.
Он допивал вторую чашку кофе, когда заметил, что к дому подъехал автомобиль. Выглянув в окно, он увидел, как из полицейской машины выходят Беглер и Хесс и направляются по дорожке сада к его дому.
– Новое происшествие, – сказал Террелл жене, встав, и пошел открывать дверь гостям.
– Ну, как дела? – спросил он, входя с ними в комнату.
– Я взял в морге отпечатки пальцев Ли Харди, – сообщил Хесс, – и сравнил их с отпечатками пальцев, которые мы нашли в комнате Парнелли. Харди, несомненно, был у нее. Я просмотрел также отпечатки пальцев, найденные в конторе Хенекея. Харди там тоже был и, вероятно, сидел за письменным столом.
Террелл прошелся по комнате и затянулся трубкой.
– Это может многое объяснить. Мне с самого начала не нравилось его алиби, которое дала Джина Лонг. Может быть, Харди причастен к двум этим убийствам. Нужно еще раз поговорить с Джиной.
– Я тоже так думаю, – согласился Беглер. – Я уже побеспокоился об ордере на обыск, и, если мы основательно обыщем квартиру, возможно, найдем и мотив.
Около девяти часов утра полицейские стояли перед дверью квартиры Харди. Беглер позвонил.
Через несколько секунд он позвонил вторично. Вскоре дверь открылась. Перед ними стояла Джина. Лицо ее словно окаменело, под глазами чернели круги.
На ней был цветастый халатик, ноги были босы. Она только что встала с постели. По ее виду Терреллу стало ясно, что она пьяна.
– Мне нужно с вами поговорить. – Террелл втолкнул ее в переднюю.
Джина равнодушно пожала плечами, неверными шагами пошла в гостиную, плюхнулась там в большое кресло. Затем она уставилась на Террелла взглядом, лишенным всякого выражения.
