Время – всего-то два часа дня. Хуберт снова вышел в сад. Взял полено из поленницы у входа, уселся за гранитный столик и принялся орудовать своим перочинным ножом. Но не фигурку он мастерил. Он сперва удалил кору, потом терпеливо расчленил весь древесный обрубок на тонкие щепки. Ребенком он часто проводил время за такими занятиями, выдергивая нить за нитью из грубой ткани, рассучивая веревку, пока не останутся от нее лишь тоненькие ниточки, разделяя на части цветок или еловую веточку, густо заштриховывая карандашом бумагу, пока не образуется новая ровная поверхность. И вдруг перед глазами у него возникла выставка – такая, какую он хочет. Белые стелы-столбики по всему залу, на них – результаты подобных его трудов, горстки ниточек, пеньковых волокон, цветочных лепестков. Или еще лучше: стелы пустые, а материал рядом на полу, будто его выбросили, или предметы сами собой разделились на мелкие части. Хуберт вернулся в дом, нашел в кухне пластиковый пакет, уложил в него щепочки и остаток деревянного бруска.
После чего он взял обратный курс на центр культуры и искусств. Почти уверенный, что у Арно его идея не вызовет восторга, да какая разница? Эта идея выросла из той ситуации, в какой он находится, это логическое продолжение прежних его работ. Но прежде он всегда пытался остановить время, теперь же – впервые – он пытается запечатлеть процесс творчества. Сомнительно, что кто-либо его поймет, но важнее, что для него это звучит убедительно.
Придя в культурный центр, он поспешил к Арно с хорошей новостью, но того в кабинете не было. Наверное, как раз теперь шло заседание, где обсуждалась его выставка. Сначала Хуберт решил позвонить Арно, но тут же понял, что ему приятно воображать, как вся комиссия ломает голову по его поводу, а у него-то готовое решение в кармане. Сегодня вечером он посвятит Джил в свой проект, и времени еще хоть отбавляй.
Хуберт поехал в деревню закупать необходимые материалы: веревку, мягкие карандаши, несколько красных подставок под тарелки – грубого плетения, их легко расчленить. Затем, вернувшись в культурный центр, он забрался на чердак. В пространном помещении под крышей без изоляции было жарко, пахло пылью и каким-то старьем. Бог весть какие предметы собрались здесь вместе, и неудивительно, что после недолгих поисков Хуберт обнаружил и белые столбики, общим числом около двух десятков. Правда, они оказались повыше, чем ему бы хотелось. Хуберт сволок шесть штук на первый этаж, дотащил до кухни и вымыл теплой водой с мылом. Все они оказались буквально опутаны липкой паутиной, он потратил немало времени, чтобы хоть как-то их очистить. Он притащил их в нижний вестибюль, попытался верно расставить. И в конце концов решил, что лучше всего столбики смотрятся просто в один ряд.
* * *
Джил ждала его в холле. Предложила поужинать в отеле и отвела его в ресторанный зал. Они набрали разных закусок на шведском столе и заняли большой стол у окна. Джил, проходя по залу, кивала направо и налево, здоровалась с гостями, а с кем-то перекидывалась несколькими словами.
Не успели они сесть за столик, как Джил сообщила, что у нее для Хуберта имеется отличная новость.
– У меня тоже есть отличная новость! – не остался в долгу Хуберт. – Но давай так: ты начинаешь.
– Мы нашли тебе замену, – объявила Джил. – Молодая художница из Германии, она так и так собиралась сюда приехать. Зовут Тея Генсер. Может, ты ее знаешь? Арно созванивался с ней пару дней назад, но раз так получилось, то она приедет чуть пораньше и привезет свои работы, целый цикл, который недавно закончила.
Хуберт с улыбкой покачал головой: в этом, мол, нет необходимости, у него родилась прекрасная идея.
– Когда?! – воскликнула Джил.
И Хуберт посвятил ее в свои планы.
– Но Тея уже получила от нас подтверждение, – возразила Джил. – Она уже бывала здесь у нас.
– По меньшей мере вы могли бы поинтересоваться моим мнением, – укорил ее Хуберт.
– Арно целый день пытался тебе дозвониться, – не сдавалась Джил, – но ты не брал трубку. Ладно, я с ним еще раз переговорю.
Ресторанный зал уже почти опустел, но все-таки к ним за стол подсел какой-то молодой человек. Опустошив полную тарелку закусок, он вернулся к шведскому столу, а Джил в его отсутствие пояснила, что такова концепция клуба: сидеть в одиночестве не полагается. Хуберт и рад был бы поговорить с нею наедине, но молодой человек то и дело встревал в разговор да еще пытался с набитым ртом рассказать о сегодняшней вылазке в горы. На высоту тысяча двести метров, по его словам. Джил не могла оставить без похвалы подобное достижение. Встала, чтобы сходить к шведскому столу за десертом, и на ходу быстро погладила его по плечу. Хуберт двинулся за нею следом, но взял только чашку кофе.
– Это что еще за тип? – не утерпел он. – Что у тебя с ним?
– Развлечение гостей – часть моей работы, – неохотно обронила Джил.
Она доела свой яблочный штрудель и объявила: теперь пора переодеваться и краситься для спектакля.
– Увидимся потом в баре, не так ли?
Джил ушла, а молодой человек снова поведал Хуберту всю историю горного похода, будто тот прежде ничего не слышал. Хуберт поднялся и пошел в бар.
В холле на диванах и в креслах возле окон сидели какие-то пары, а в самом центре стоял служащий отеля и громким голосом, с явным швабским выговором, задавал им вопросы. Похоже, что-то вроде викторины: кто знает ответ, тот должен выкрикнуть какое-то слово, но Хуберт этого слова не знал.
Он вышел на улицу, прогулялся по парку вокруг здания. Когда вернулся, двери в театральный зал уже открыли, и он занял место подальше от тех двух десятков отдыхающих, что ждали начала спектакля. В самом первом ряду сидел тот самый молодой человек с ужина.
Пьеса вполне банальная, но раз-другой Хуберт не мог не рассмеяться. Всей прочей публике пьеса явно нравилась. На сцене дочка-красавица вылила своей сестрице-уродине полный ночной горшок прямо на платье. Джил пришлось снять деревенский наряд, она осталась на сцене в одном только белье старинного образца, что принесло ей дополнительные аплодисменты. Не особенно хорошо она играла, но все же лучше остальных, к тому же явно с удовольствием. В финале некрасивая дочка все-таки обретала жениха, простоватого слугу Тони в кожаных штанах. Под громкие аплодисменты труппа вышла на поклон, и в зале зажегся свет.
Хуберт ждал у бара, но вместо Джил перед ним вдруг вырос Арно. Под мышкой рулон бумаги.
– Джил мне позвонила… – начал Арно.
– У меня есть идея для выставки, – перебил его Хуберт.
– Увы, теперь поздно, – ответил Арно, и в его голосе Хуберту почудилось злорадство. – Я уже переклеил все плакаты.
И он развернул рулон бумаги, который держал под мышкой, голубой плакат с надписью: «Тея Генсер. Сквозь воду».
– Тея фотографирует открытые бассейны, которые пустуют зимой, – прокомментировал название Арно. – И это сильно.
– Ну, название мне все равно непонятно, – отозвался Хуберт.
