Наедине с нею Эдо вел себя совершенно по-другому. Даже голос у него изменился, зазвучал тихо и вкрадчиво. Они гуляли по берегу реки, тропинка вела сквозь высокую траву и кусты, такая узкая, что пришлось идти по одному. Джиллиан шла первой, так и чувствуя спиной взгляд Эдо. Пройдя метров двести, они уселись в тени деревьев на береговом откосе. Течение реки тут сильное, Эдо швырял какие-то ветки, валявшиеся кругом, в реку, и они сразу глубоко уходили под воду, словно неведомая сила тянула их вниз и уносила за собой. Эдо делился с ней своими планами на будущее. Пройдя обязательную военную подготовку, он собирается за границу, куда-нибудь в Африку или в Азию. Пока Джиллиан в гимназии будет зубрить латынь и математику, он начнет открывать для себя мир. Она прилегла на траву, закрыла глаза и ждала, когда же он ее поцелует. Но он все говорил и говорил. У нее-то планы совсем другие, ну ничуть не похожие, но его воодушевление оказалось заразительным. На обратном пути Джиллиан сильно обожгла руку крапивой. Эдо стал рассматривать покрасневшую кожу. Чуть поколебавшись, он поднес ее руку к губам и поцеловал. А она словно только того и ждала. Бросилась к нему на шею, стала целовать.
– Эдо, твоя подружка пришла! – еще раз крикнул поваренок. Повернулся к ней и сообщил, что они сейчас все вместе отправляются купаться. – Хочешь с нами?
– Купаться? Сейчас? – И она недоверчиво засмеялась.
Вышел Эдо, быстро поцеловал ее в губы. Молча они покурили. Повара один за другим выходили из кухни, прощались, исчезали в темноте. Последним вышел шеф-повар. Напомнил Эдо, что надо запереть дверь, он сегодня дежурный.
– Пошли! – скомандовал Эдо, обращаясь к ней и к сотоварищу по кухне, как только шеф удалился.
Внутри трое учеников драили помещение: здоровенный малый с прыщавым лицом, еще один мелкий, похожий на ребенка, и пухленькая девчонка с тонкими косичками.
– Пошли! – повторил команду Эдо.
В кладовке они взяли две литровые бутылки вина, какое обычно используют для готовки. Эдо первым двинулся по узкому коридору к металлической двери, через которую они попали в вестибюль отеля. Хихикая, пробрались через этот вестибюль к двери с надписью: «Бассейн». Тут Эдо остановился.
Внутри темнота, хоть глаз выколи, и пахнет хлоркой. Джиллиан почувствовала, как кто-то нащупал и сжал ее руку: осторожно, ступеньки. И вдруг они оказались прямо у бассейна. Сквозь большое окно сюда проникал слабый лунный свет. За окном угадывался парк – темные стволы деревьев, кусты. Обернувшись, она увидела, что остальные уже раздеваются. Бросают одежду на пол, скрючившись, бегут к бортику, и раз – скользнули в воду. А из воды с нескрываемым интересом наблюдают за обеими девушками. Юная повариха уже только в нижнем белье, груди у нее огромные, бедра широченные. Разделась догола и с неожиданной грацией дошла до бортика, до лесенки, и – в воду. Ребята развернулись, и все вместе они поплыли к стеклянной стене на противоположной стороне бассейна. Джиллиан воспользовалась минуткой, чтобы раздеться и войти в бассейн. Эдо, отделившись от стайки, поплыл к ней навстречу. Следующий час смутно сохранился в ее памяти – и поцелуи, и прикосновения, и шепот. Остальные уже вылезли из воды и гонялись друг за дружкой вокруг бассейна, очень стараясь не производить шума. Она видела, как юноша с длинными волосами на бортике боролся с толстушкой, как она высвободилась и, пыхтя и смеясь, отбежала на несколько шагов. Длинноволосый ее догнал, опять они начали бороться и толкаться. А потом исчезли в темноте вестибюля. Двое других поварят, разлегшись на шезлонгах, прикладывались по очереди к винной бутылке. Эдо целовал ее шею, и тут уж она забыла про всех остальных. Закрыла глаза, он заключил ее в объятия, и она это позволила, хотя сама не решалась до него дотронуться. Тогда он прекратил ее целовать, положил голову ей на плечо, будто иного и не добивался. Лица его она не видела, зато руку чувствовала еще как. Вверх, вверх, и вот она почти лежит на воде. Как вдруг – резкая, короткая вспышка боли. Никакого удовольствия она не испытала, зато почувствовала свою плоть такой, как никогда прежде. И осталась пустота, тоже такая, как никогда прежде.
Оттолкнувшись от стенки бассейна, она поплыла к лесенке. Эдо за ней. Уселись на верхней ступеньке, разводили воду руками, будто случайно касаясь друг друга. «Я люблю тебя», – шепнул он – или ей только почудилось? «Я люблю тебя», – шепнула она. А он в ответ: «Я тебя тоже». Как вдруг вспыхнул синий свет, и она почти перепугалась, но вдруг поняла, что свет исходит от воды. Кто-то из двух поварят включил освещение в бассейне. А другой вскочил со своего шезлонга, подбежал к тому с бутылкой вина в руке, и оба они затеяли потасовку у выключателя. Но исправно прерывали борьбу, чтобы хлебнуть из бутылки. Эдо перевернулся на живот. Она видела, как ее собственное тело и его тело светятся желтоватым светом, лишь над поверхностью воды они кажутся сероватыми. А вода, перекатываясь по животу, кажется вязкой и маслянистой. Как хочется, чтобы опять наступила темнота: при свете ей казалось, что Эдо от нее уходит, удаляется. Хотела притянуть его к себе, но он высвободился из объятий, вышел из воды. Шикнул на двух борцов у выключателя, погасил свет, но к лесенке в бассейне не вернулся.
Спустя четверть часа они распрощались возле дома, где проживает персонал отеля. Длинноволосый все так и обжимался с толстушкой. Другие явно собирались пить до утренней зари.
– Мне надо домой, – сказала Джиллиан.
А Эдо уже не спрашивал, не хочет ли она посмотреть его комнату. Да, поцеловал, но не так, как целовал раньше.
Босиком, с мокрыми волосами побежала она домой. На другое утро свалилась с простудой.
* * *
– Как хорошо… хорошо… – протянула Джил. Открыла глаза и вдруг почувствовала, как по щеке течет горячая слеза. Хуберт заволновался: что такое?
– Да ничего, – ответила она, – просто я счастлива.
Так они и лежали рядом, когда заскрипела дверь в костюмерную и раздался мужской голос:
– Это кто тут разбрасывает костюмы прямо на полу?!
Джил натянула одеяло на голову, затаив дыхание они ждали, когда голоса умолкнут. Потом вскочили, проскользнули в костюмерную и наспех оделись.
От того факта, что они отныне спали друг с другом, в их совместном проживании почти ничего не изменилось, вопреки чаяниям Джил. Как будто ночь – иной мир, куда они отправляются вместе. Наутро у Джил сохранялись лишь упоительные воспоминания о ночи. Хуберт настаивал, чтобы они любили друг друга при включенном свете. Не спускал с нее глаз, пока она раздевалась. Ласкал ее тело обеими руками, ни одного местечка не пропуская. А то вдруг встанет с кровати и разглядывает ее на расстоянии, а то согнет ногу в колене или раскинет ее ноги, как врач, проверяющий подвижность суставов, а она – полусмеясь, полусердясь – притянет его за волосы к себе, да расцелует. Он же тогда целовал ее сухо и наскоро, как ребенок, будто сам он находится где-то вдали и неприступен. Ей он все время подыскивал правильное положение, ворочал из стороны в сторону, как предмет. Порой она даже напоминала ему, что не стоит обходиться с нею так грубо. Но лучшие минуты – те, когда они просто лежали рядом, касались друг друга, погрузившись каждый в свои мысли. Однажды она все-таки спросила о том, не желал ли он ее и тогда, когда пытался написать ее портрет.
