Почти вся здешняя публика по возрасту была вдвое моложе Джил, она чувствовала себя не в своей тарелке, но кому же помешает ее присутствие, если общий настрой – расслабленность? Музыка теперь напоминала ей ковер из лоскутков-звуков, ей слышались и ситар, и какое-то потрескивание, и старческий мужской голос, по-английски выкрикивавший что-то про видение будущего и мир народов. Диджей на сцене поднял вверх руку, потом несколько раз выбросил руку вперед, и сразу будто гром загремел. Такие низкие звуки, что Джил, чувствуя их всем телом, вынужденно сопротивлялась. Зрители, как по команде, принялись подпрыгивать, попадая в такт, – масса тел в синхронном движении. Одни загребали руками, словно они плывут в вязкой трясине; другие стояли смирно, лишь слегка подергивая плечами, или крутили туда-сюда головой. Джил тоже не устояла на месте, поддавшись ритму, и довольно неуверенно начала пританцовывать. Урсина, быстро обернувшись к ней, улыбнулась и довольно сложным, но красивым движением крутанула руками в воздухе. Над сценой вздымались цветные паруса, освещенные ультрафиолетовым светом, а психоделические узоры, проецируемые на экран позади диджея, менялись в соответствии с пульсированием музыки. Джил пыталась ни о чем не думать. Вдруг она почувствовала, как кто-то положил руку ей на плечо, обернулась, а за ней Грегор, повар. Он пытался прокричать ей что-то прямо в ухо, но она не разобрала слов. Зато почувствовала, как он что-то сунул ей в руку. Разжала ладонь и во вспышках прожекторов разглядела крошечную таблетку. Грегор пальцем показал на ее рот, еще что-то выкрикнул. Джил оценила шутку – почему бы нет? Чуть поколебавшись, закинула таблетку в рот. Повар, пробиваясь в толпе, добрался до Урсины, которая отплясывала где-то рядом, и положил руку ей на плечо. Джил увидела, как они склонили головы друг к другу, о чем-то переговариваясь. И вдруг Урсина затрясла головой, обернулась к ней с озабоченным лицом и снова затрясла головой: нет! Джил, закрыв глаза, все танцевала и танцевала. Музыка, кажется, двигалась к апофеозу, только он все не наступал. В какой-то миг бас заглох, и вот они вновь – сферические волны звука, а сразу за ними вновь громом понеслись ритмические удары. Иногда они ускорялись, гремели чаще, и Джил некоторое время старалась им соответствовать, но потом сдавалась, отдавалась на волю волн, втягивалась в водоворот звуков. Ей казалось, будто она в высоком доме спускается с этажа на этаж, и повсюду звучит музыка, мелькают цветные огоньки, танцуют какие-то люди. Вдруг кто-то схватил ее, держит изо всех сил. Джил открыла глаза: Урсина стоит рядом.
– Пойдем, – прокричала Урсина, – тебе надо отдохнуть!
– Я совсем не устала, – возразила ей Джил.
Однако Урсина взяла ее за руку, вывела из толпы и привела к киоску, где предлагали воду.
– Пей как можно больше, – посоветовала она, – а то рано или поздно сломаешься.
– Мне бы в туалет, – сказала Джил.
Перед будочкой на краю фестивальной площадки стояла длинная очередь. Музыка здесь звучала не так громко, смешиваясь с шумом горной речки внизу, чуть поодаль. Джил, верно, потеряла где-то свои босоножки, во всяком случае, теперь она стояла тут босиком, чувствуя холод росы, выпавшей на поляну. Часов у нее не было, она и понятия не имела, сколько времени прошло.
– С тобой все в порядке? Все хорошо? – беспокоилась Урсина.
– Мне давно уже не было так хорошо, как сейчас! – веселилась Джил.
– Послушай, а где Хуберт? Что-то я его не вижу в последнее время.
– Хуберт? Он канул в Лету.
– Я к нему хорошо отношусь, – не смутилась Урсина. – Он замечательный художник.
И тут настроение Джил резко испортилось, даже дыхание перехватило. Все понятно. Хуберт спит с Урсиной. Причем уже давно. Вот почему он не может работать, вот почему уничтожил все рисунки, где она, Джил. Может, он и сейчас не в городе, а прячется в квартире у массажистки. Или он здесь, на фестивале! Урсина смотрела на нее с выражением полного ужаса на лице:
– Что ты несешь? Ты сочиняешь, вот что!
Джил закрыла глаза, голова кружилась. Она чуть было не упала, но Урсина успела ее подхватить и усадить на траву.
– Мне очень жаль, – пробормотала Джил, обнимая Урсину.
– Чего тебе жаль?
– Не знаю, не знаю, – бормотала Джил. – Всего. Мне всего жаль… Опять в туалет хочется. – И тут она рассмеялась.
– Да ты еще не была в туалете, – укоризненно произнесла Урсина.
И вот Джил снова танцует. То смирненько постоит, чуть поводя головой и плечами. То летит над землей, только что крыльями не машет, и над нею, как при замедленной съемке, плывут облака. То окунется в синее море да любуется подводными пейзажами и стайками рыб, как те с немыслимой скоростью, но будто бы сливаясь в единое существо, мечутся меж коралловых рифов. А музыка будто бы опережает ее все время на долю секунды, но и ее собственные движения вызывают, модулируют звуки музыки. Биты изменяют пространство, они наполняются, подобно гигантским невидимым пузырям, приближаются к ней по воздуху, подлетают и от нее отскакивают. Танцующие поднимают руки, отталкивают пузыри, и те взлетают все выше, парят над темной долиной. Далеко внизу виднеются лес, железная дорога, шоссе. Музыка становится все тише и переходит в монотонный шум ветра. Джил видит заснеженные вершины, и горные цепи, одну за другой, и зелень долин между ними, и Паданскую равнину с ее сонными городками, а вдали – огни приморских деревенек и черную гладь моря. Ни тяжести гор, ни защиты гор, а только чувство невесомости, и она бесстрашно ему отдается.
Открывает глаза. Сама на земле, голова на коленях Урсины. Кто-то прикрыл ее ветровкой. Перед ними полыхает большой костер, вокруг сидят люди, Джил никого из них не знает. Мысли ее прояснились.
– Эта музыка никогда не кончится? – спросила она Урсину. – Который час?
Урсина, покачав головой, взглянула на часы:
– Половина четвертого.
– А где остальные?
– Понятия не имею. Уж как-нибудь вернутся назад.
Джил, резко выпрямившись, заявила:
– Я не хочу назад.
Впрочем, она сама твердо не знала, что имеет в виду. Зато хотела узнать, чем угостил ее Грегор.
– Дрянью какой-то, – отрезала Урсина. – Ты действительно рассталась с Хубертом?
– Это он со мной расстался, – сказала Джил. – А вообще, не знаю. Может, и не расстался. Он у бывшей жены, ей вроде как сейчас плохо. Не думаю, что он вернется.
– Вот уж такое трудно себе представить! – возразила Урсина.
Джил засмеялась:
– Отчего же трудно?
– Оттого, что ты самый прекрасный человек из всех, кого я знаю, – призналась Урсина и глянула Джил прямо в глаза. – Будь я мужчиной, выбрала бы только тебя. Честно, ты добрый ангел отеля, так все говорят. В деревне кое-кто считает тебя странноватой, но это лишь оттого, что ты живешь так замкнуто. Ладно, пойдем танцевать, а то я уже замерзла, – закончила она свою речь, вставая.
