— Представляю это зрелище, — хмыкнул герцог, осторожно касаясь губами волос жены, и огорченно вздохнул.
Ведь сидели же у него в Бентрейском герцогстве несколько шпионов… почему же все они просмотрели эту необыкновенную девушку?
Как случилось, что ни один из них не заинтересовался ее редким увлечением, не нашел времени расспросить слуг, торговцев, не подослал комедиантов или бродячего лекаря-ясновидца, наконец? Вот этим все доверяют, рассказывают все самые заветные секреты и про себя, и про остальных. А чего скрывать, если он и сам все видит?
— Так вот, про Ганти, — настойчиво вернулась к своему рассказу Таэльмина. — Скрывать не буду, его уход меня неимоверно расстроил. Нет, неверно… не сам уход, а его ложь. К тому времени я слишком хорошо изучила мимику и интонации своего наставника, чтобы он мог солгать мне незаметно. Да ему это и сейчас не удается, например, сегодня он лгал и притворялся с того самого мгновения, как увидел меня под стеной приюта. Если, разумеется, еще раньше не знал, с кем ты сюда попал. Намного раньше.
— Подожди… — остановил жену герцог, начиная понимать, насколько их положение сложнее, чем он считал до этого мгновения.
Хатгерн ведь по простоте душевной как представлял раньше устройство родного мира? Отгорожено непроницаемой стеной их побережье, протянувшееся вдоль Граничных гор на несколько десятков конных переходов, ну и хорошо. Следовательно, не интересуют они жителей заграничья, так зачем тогда ему интересоваться ими? Если и без того голова к вечеру пухнет от беспрестанно возникающих вопросов, разбирательств различных происшествий и решения множества срочных проблем?
Но, как теперь оказывается, старшие расы имели на этот счет совершенно противоположное мнение. И неустанно присматривали за своими узниками, даже близко не задумывающимися о собственном месте в огромном мире.
То есть, с досадой хмыкнул Харн, большинство жителей прибрежных герцогств ни о чем не догадывались, и он вместе с ними. Но как теперь стало совершенно ясно, находились и такие люди, которые не просто подозревали старшие расы в шпионаже, а знали об этом достоверно. И скорее всего, как раз из таких старшие расы вербовали агентов, следивших за делами своих сородичей, и именно вот это обстоятельство злило сейчас герцога более всего. Оказалось крайне неприятно сознавать, что, считая себя вправе вершить судьбы подданных, а не только свою собственную, на самом деле Хатгерн не был даже свободным человеком.
И это еще не все. Если посмотреть на прошлое с этой точки зрения, в душе мигом начинают просыпаться нехорошие предположения. Ведь раз могущественные соседи могли незаметно и безнаказанно следить за ничего не подозревающими узниками, кто мог помешать им править жизнями и судьбами людей по своему разумению?
Или тень права и «гоблины» и по сей день остаются для высших рас подопытными крысами, невольными участниками какого-то эксперимента?
Представив себе размеры этого изуверства, Хатгерн мрачно засопел, и крепкая ладошка тени тотчас успокаивающе погладила его по щеке.
— Думаю, они все же не вмешивались в нашу жизнь, — шепнул девичий голосок, и теплое дыхание жены защекотало ухо герцога, — просто присматривали на всякий случай. Ведь сделали же предки нечто, вынудившее старших отгородить нас непроницаемой стеной?
— Как выяснилось, не так уж она непроницаема, — вздохнул Харн, откровенно наслаждаясь этой простой лаской. — Но почему тогда ты считаешь бывшего наставника предателем? Ведь неизвестно, кому он служил изначально?
— Теперь известно, — помолчав, суховато сообщила тень и попыталась отодвинуться от мужа, — раз Ганти так свободно общается с вампиром. И отлично знает все местные законы — назубок, как и кодекс теней. Следовательно, находится здесь уже давно. А раз нарочно раскрыл мое ремесло перед всеми присутствующими, значит, мне не было никакого смысла и дальше рисковать и тратить силы на борьбу с ними.
— Тогда ради чего ты вызывала его на поединок? — задумчиво спросил герцог, даже не подумав ослабить объятия.
— Это была проверка… и он это понял. Ну а ты теперь можешь отказаться от нашего договора — тень, о которой знает каждый встречный, имеет очень мало шансов полностью защитить своего подопечного.
— Таэльмина, — Харн притянул ее ближе и осторожно заглянул в глаза, кажущиеся в сумерках непроницаемо черными, — я сделал кучу грубых ошибок, но этой не сделаю никогда. Ты моя жена, и я не собираюсь тебя никому уступать.
— Ты давно не проверял брачный узор? — невесело усмехнулась девушка. — Так взгляни. От него уже почти ничего не осталось.
— Ну и пусть, — беспечно фыркнул Хатгерн, — не жаль. Ты более чем достойна полного ритуала и моего имени с приставкой «дэй». И я даю слово: все это ты получишь, едва мы доберемся до какого-нибудь жреца.
— Харн, но я ведь тень! И не смогу просто сидеть в покоях, перебирая украшения!
— Знаю, милая. И не ставлю тебе никаких условий, — герцог осторожно прикоснулся губами к щеке Таэльмины, — кроме одного: всегда оставаться на моей стороне.
Тень упрямо молчала, но не отстранялась, и губы герцога постепенно все смелели. Нежными, почти невесомыми поцелуями прошлись по виску жены, отодвинув выбившийся из узла завиток, шаловливо коснулись ушка, опустились по скуле к упрямому подбородку девушки и, наконец, добрались до ее таких заманчивых губ.
И замерли на невыносимо долгое мгновение, ожидая, оттолкнут их губы тени или потянутся навстречу? А когда не произошло ни того ни другого, герцог сдержал полный огорчения вздох и принялся неторопливо и ласково целовать сладкие девичьи губы.
Его руки тоже не лежали без дела, осторожно разминали и поглаживали сначала плечи, затем шею и затылок Таэльмины, и близко не покушаясь на те части ее тела, за которые обычно сразу норовят покрепче ухватиться крепкие деревенские парни и разбитные торговцы.
— Ты хочешь расторгнуть наш договор? — чуть задыхаясь, спросила Таэль, пользуясь краткой передышкой, предоставленной ей мужем, чтобы глотнуть свежего воздуха.
— Никогда, — твердо ответил герцог, и эта категоричность была лучшим доказательством обдуманности его слов, — и браслет тоже никогда не сниму. Пусть он станет обручальным, и не важно, для чего предназначался мастером. Если согласна, прикоснись своим браслетом к моему.
— Но тогда… — замялась тень, давая ему возможность догадаться самому, какая проблема тревожит ее сейчас.
— Не беспокойся, милая, — нежно погладил ее щеку Хатгерн, — я не конюх, чтобы приставать к тебе в этом хлеву. Ты достойна лучшей спальни моего дворца и постели на лебяжьем пуху, и если мне не суждено туда вернуться, я сделаю все, чтобы построить тебе достойный дом.
— Боюсь, это будет очень нелегко, — шепнула Таэль, радуясь, что он не может увидеть виноватой усмешки, которую ей впервые за последние годы никак не удавалось стереть с губ, и нерешительно протянула вперед правую руку.
— Не важно, я привык работать. И теперь у меня есть прекрасная цель, ради которой я готов на любые трудности, — успокоил жену герцог и поспешил соединить их украшения, — и я тебе обещаю все их преодолеть.