И специальный агент Уорд Литтел, который стоял посреди комнаты в голубом костюме из магазина готового платья.
Это был пат. Агентов ФБР не убивают «за здорово живешь».
Пит подошел к нему. И сказал:
— Этот рейд — подстава, иначе ты не был бы здесь один.
Литтел продолжал стоять. Очки съехали ему на нос.
— Ты что-то зачастил сюда доставать меня. Следующий раз будет последним.
Литтел сказал:
— Я обо всем догадался.
Голос его так и дрожал.
— Я слушаю.
— Кемпер Бойд сказал мне, что у него есть дело в «Беверли-Хиллс отеле». Он говорил там с тобой, и ты что-то заподозрил и принялся следить за ним. Ты видел, как мы устанавливаем «жучки», и привлек своего друга, чтобы тот их продублировал. Сенатор Кеннеди рассказал мисс Шофтел о показаниях Роланда Кирпаски, ты услышал это и уговорил Джимми Хоффу заплатить тебе за то, чтобы ты убил его.
Хмельная удаль. Посмотрите на этого долговязого тощего копа — в ауре утренних алкогольных паров.
— У тебя нет доказательств, а потом, мистеру Гуверу наплевать.
— Ты прав. Ни тебя, ни Турентайна я арестовать не могу.
Пит улыбнулся:
— Держу пари, что мистеру Гуверу понравились кассеты. И что ему не понравится, что ты завалил операцию.
Литтел дал ему пощечину.
— Это за кровь на руках Джона Кеннеди.
Шлепок был слабым. Большинство женщин бьют сильней.
Он знал, что она оставит записку. Он нашел ее на их кровати, рядом с ключами от дома.
Знаю, ты догадался — я недоперчила статью. Когда редактор принял ее без возражений, я поняла, что этого недостаточно, и позвонила Бобу Кеннеди. Он сказал, что, вероятно, сможет сделать так, чтобы тираж был изъят из продажи. Да, Джек порой бывает бессердечным, но он не заслужил того, что вы задумали. Я больше не желаю быть с тобой. Прошу, не пытайся меня найти.
Она оставила шмотки, которые он ей купил. Пит вышвырнул их на улицу и долго смотрел, как по ним проезжают машины.
11.
(Вашингтон, округ Колумбия, 18 декабря 1958 года)
— Сказать, что я в ярости — значит преуменьшить значение понятия «ярость». Сказать, что я нахожу ваши действия возмутительными — значит умалить смысл слова «возмущение».
Мистер Гувер замолчал. Подушка на кресле позволяла ему возвышаться над двумя высокими мужчинами.
Кемпер посмотрел на Литтела. Они сидели прямо перед письменным столом Гувера.
Литтел сказал:
— Я понимаю вашу реакцию, сэр. И прошу прощения.
Гувер промокнул губы носовым платком:
— Я вам не верю. Верность организации для меня гораздо дороже вашей «высокой сознательности».
Литтел сказал:
— Я действовал импульсивно, сэр. Я прошу за это прощения.
— «Импульсивно» — относительно вашей попытки связаться с мистером Бойдом и всучить ему и Роберту Кеннеди свои нелепые подозрения относительно Бондюрана. А также «двусмысленно» и «по-предательски» — касательно вашего несанкционированного полета в Лос-Анджелес и срыва официальной операции Бюро.
— Я счел Бондюрана подозреваемым в убийстве, сэр. Я решил, что он продублировал «прослушку», установленную мистером Бойдом и мной в квартире, которая была под наблюдением Бюро, — и оказался прав.
Гувер молчал. Кемпер знал — он будет молчать ровно столько, сколько нужно.
Операция провалилась с обоих флангов. Подружка Бондюрана настучала Бобби о компрометирующей статье; Уорд сам сделал соответствующие умозаключения по поводу убийства Кирпаски. Причем с логикой его выводов вполне можно согласиться: Бондюран был в Майами в то же самое время, что и Роланд.
Гувер провел рукой по стопке бумаг:
— Является ли убийство федеральным преступлением, мистер Литтел?
— Нет, сэр.
— А Роберт Кеннеди и Маклеллановский комитет — являются ли они фактическими соперниками Бюро?
— Я так не считаю, сэр.
— В таком случае вас либо сбили с толку, либо вы просто наивны, — и ваши недавние действия более чем подтверждают последнее.
Литтел сидел, не шелохнувшись. Кемпер увидел, как от ударов сердца подрагивает на груди рубашка Литтела.
Гувер скрестил руки на груди:
— 16 января 1960 года исполняется двадцать лет вашей службе в Бюро. В этот же день вы уходите в отставку. До этого момента остаетесь работать в чикагском отделении. Вплоть до момента своей отставки вы будете заниматься наблюдением за коммунистической партией США.
Литтел сказал:
— Есть, сэр!
Гувер встал. Кемпер поднялся чуть позже, согласно протоколу. Литтел вскочил слишком быстро — его стул покачнулся.
— Продолжением своей карьеры агента и сохранением пенсии вы обязаны мистеру Бойду, который настойчиво просил меня о снисхождении для вас. Я жду от вас достойной награды за свою щедрость в виде молчания касательно внедрения мистера Бойда в Маклеллановский комитет, а в особенности — в ближайшее окружение семейства Кеннеди. Вы можете обещать мне это, мистер Литтел?
— Да, сэр.
Гувер вышел.
Кемпер сказал — с тягучим южным выговором:
— Теперь можешь вздохнуть, сынок.
В баре «Мэйфлауэр» был мягкий диванчик во всю стену.
Кемпер усадил Литтела и привел его в себя двойной порцией виски со льдом. До этого они продирались сквозь мокрый снег, и возможности поговорить не было.
В целом Литтел перенес экзекуцию легче, чем думал.
Кемпер спросил:
— Ни о чем не жалеешь?
— Не особо. Я все равно собирался уйти в отставку по истечении двадцатилетнего срока службы, а эта программа по борьбе с оргпреступностью в лучшем случае полумера.
— И ты пытаешься мыслить рационально?
— Не думаю. У меня было…
— Заканчивай свою мысль. Не позволяй мне закончить ее за тебя.
— Н-ну… я почувствовал… вкус опасности… хороший вкус.
— И он тебе понравился?
— Да. Точно я прикоснулся к новому миру.
Кемпер помешал свой мартини.
— Знаешь, почему мистер Гувер позволил тебе остаться в Бюро?
— Толком не знаю.
— Я убедил его, что ты непостоянен, способен совершать необдуманные поступки и подвергаться необоснованному риску. Доля истины в этих словах убедила его, что уж лучше оставить тебя внутри организации, чтобы гадил наружу, нежели выгнать оттуда и позволить тебе гадить внутрь. Он хотел, чтобы я тоже присутствовал там и усугубил эффект, так сказать, выволочки, и если бы он дал мне сигнал, тебе бы досталось и от меня.
