Времени до вечера было еще предостаточно, и Крячко решил распорядиться им рачительно. Он вернулся в управление и обзвонил райотделы, куда направлялись ориентировки на серые «Шкоды» с восьмеркой в номере. Большинство окончательных результатов еще не имело, но три района, где машин для проверки было всего ничего, результаты проверки алиби их владельцев уже имели. В одном районе все три «Шкоды» были «чистыми» – их владельцы имели железное алиби. А вот в двух других по одной машине, нуждающейся в более пристальной проверке, обнаружилось. Местные штабисты, с которыми общался Крячко, о хозяевах машин рассказать смогли немногое. Об одном сообщили, что это предприниматель, помешанный на инопланетянах, другой оказался философом без постоянного места работы, который несколько лет назад состоял в одной из группировок экстремистского толка. Взяв их адреса и контактные телефоны, Стас после короткого обеда в ближнем кафе отправился на своем отдохнувшем «мерине» к философу-экс– экстремисту.
Тот проживал в Балашихе, в однокомнатной квартире старой девятиэтажки. Через час езды он подрулил к дому, возле которого, несмотря на начавший моросить мелкий осенний дождь, под зонтиками в плащах-дождевиках сидели две старушки миролюбивого вида. Станислав прикинул, в котором из подъездов может обитать обладатель квартиры номер пятьдесят. Старушки, до того обсуждавшие что-то архиважное, разом замолчали и обратили свои взоры в его сторону. Выйдя из машины, Крячко направился прямо к ним. Он решил начать, с так сказать, предварительной рекогносцировки, выяснив у старушек все, что только можно, о жильце пятидесятой квартиры. Станислав изобразил улыбку «а-ля Бельмондо» в роли «Великолепного» и, поприветствовав собеседниц, вежливо поинтересовался, не знают ли те Родакова Павла Яновича. Старушки переглянулись, и одна из них, с синим зонтом в белый горошек, сдержанно известила, что таковой им известен, но тут же задала встречный вопрос:
– А вам-то он на что? То участковый к нему с раннего утра чего-то там домогался, то теперь вам он зачем-то понадобился... Вы кто будете-то?
Стас показал свое служебное удостоверение и примирительно заметил:
– Вас, я вижу, беспокоит, что к Родакову милиция проявляет повышенный интерес. Вы о нем что могли бы сказать?
– Да, в общем-то, все только хорошее, – категорично ответила вторая, под траурно-черным зонтом со сломанной спицей. – Живет тихо, с соседями не скандалит, пьянок у себя не устраивает. Вежливый, всегда пройдет поздоровается.
– А вы давно его знаете? – Крячко с благодарностью посмотрел на небо, которое внезапно прекратило разводить слякоть.
– Года четыре-пять, – подумав, ответила первая. – Так-то он, по-моему, из Тулы. Тут жил его дядя, отставной офицер. Старенький такой... Детей у него не было, жену похоронил. Ну и как стало совсем невмоготу, позвал Павла жить к себе. А у того за год до этого что-то с женой не заладилось, она его из квартиры выставила, и он жил по знакомым. Вот он тут и поселился. Год назад его дядя умер, а квартиру перед смертью оформил на Павла.
– А что за причина смерти этого дяди? – насторожился Станислав.
– Сердце... – коротко ответила вторая. – Да вы не думайте, он умер на наших глазах. Шел из магазина, присел отдохнуть на этом самом месте и упал на землю. Пока приехала «Скорая», он уже и все...
– А Павел сейчас дома?
– Должен быть... – пожала плечами первая. – В такую погоду он на улицу и носа не кажет.
Павел Родаков и в самом деле оказался дома. На звонок Стаса дверь открыл худощавый мужчина лет тридцати трех – тридцати четырех. На нем были застиранные джинсы и вылинявшая футболка когда-то оранжевого цвета. Появлению Крячко он не удивился и жестом руки молча пригласил гостя войти в прихожую.
– Здравствуйте, – с недоумением в голосе поздоровался Станислав. – Вы меня как будто ждали... Я из Главного следственного управления, меня зовут Станислав Васильевич.
– Добрый день, – со спокойной сдержанностью поздоровался тот. – Нет, я никого не ждал, но с первого же взгляда понял, что вы из органов. Ко мне наш участковый сегодня уже приходил, задавал различные вопросы, исходя из которых я понял, что его интересует мое алиби. Ведь и вы по этому же поводу?
– Хм... Приятно иметь дело с догадливым человеком, – усмехнулся Крячко.
– Да? А мне, учитывая мои прежние контакты с милицией, казалось, что все как раз наоборот – ей больше нравятся туповато-недогадливые... – тоже усмехнулся Родаков. – Проходите в комнату, присаживайтесь.
Станислав шагнул в комнату, одновременно служившую и гостиной, и залой, и спальней, обратив внимание на чистоту и порядок в жилище философа. Впрочем, здесь тоже имелась своя «фишка» – все стены были увешаны листами бумаги с отпечатанными на принтере сентенциями известных мыслителей – Спинозы, Канта, Декарта, Шопенгауэра, Аристотеля и других. Ему бросилось в глаза предельно логичное: «Я мыслю, значит, я существую», а также сгусток патерналистского сарказма: «Чтобы женщина меньше думала о политике, она должна чаще ходить беременной». Кто именно это сказал, он не стал всматриваться, но изречения показались ему весьма занятными.
– Похоже, вы о женщинах не самого высокого мнения? – Крячко указал взглядом на цитату.
– Смотря о каких... – как и подобает философу, Павел рассуждал сугубо философски. – Перефразируя революционного классика, скажем так: есть женщины и женщины. Та, которую я когда-то считал образцом женщины, на поверку оказалась мелкой натурой с жизненной позицией римского плебея: хлеба и зрелищ.
– Вы упомянули о контактах с милицией. Что это были за контакты?
– Вам разве не рассказали? Хм... Лет девять назад я состоял в патриотическом движении «Народное вече», которое было оппозиционным к тогдашней «партии власти». Собственно говоря, я был одним из его идеологов. Естественно, наша позиция не устраивала многие властные структуры уже хотя бы потому, что мы разоблачали разрушительную политику тогдашнего кабинета. И тогда к нам заслали провокатора, который где-то что-то якобы заминировал. Нас тут же взяли, как говорят на одесском Привозе, «общим гамузом». Вот тогда-то я и познакомился с милицией, прокуратурой и ФСБ. Нет, нас не били, не пытали... Нас просто прикрыли. Но я доволен тем, что наша недолгая деятельность все равно принесла хоть какую-то пользу. Через год или два тот кабинет был распущен, а к сегодняшней поре его глава вдруг стал ярым оппонентом нынешней власти. Жизнь все расставила по своим местам.
– И чем же вы занимаетесь сейчас?
– Пишу кандидатскую по философии. – Родаков указал на штабеля исписанной бумаги, громоздящиеся на столе у окна. – Вас интересует, чем зарабатываю на жизнь? Пишу статьи для философских и популярных изданий, занимаюсь репетиторством. На прошлых выборах в Госдуму работал райтером в предвыборном штабе одного из кандидатов. Платили отменно... Я вон даже смог купить себе хорошую «Шкоду». Правда, с рук... Кстати, участкового она почему-то очень интересовала.
– Некую «Шкоду» серого цвета с цифрой «восемь» в номерном знаке свидетели видели на месте одного чрезвычайного происшествия. Мы ее ищем, – с подкупающей откровенностью объяснил Станислав. – Поскольку вы не смогли достаточно внятно объяснить участковому, где были вечером четыре дня назад, мы вынуждены включить вас в число подозреваемых.
