Он обвел комнату глазами, и остолбенел… Кровать его матери была пуста.
– Мама! – крикнул Егор, указывая на пустую кровать двумя руками.
– Товарищи понятые – обратился к его соседям симпатичный мужчина в штатском, совершено не обращая внимание на его крик – я, старший оперуполномоченный уголовного розыска, майор милиции Замутилов буду сейчас составлять протокол осмотра квартиры, в котором Вам нужно будет потом расписаться, удостоверив правильность отраженных в нем фактов.
Не обращая внимание на Егора, продолжавшего указывать на пустую кровать, его провели в смежную комнату и, подведя к кладовой, втолкнули вовнутрь. Внутри кладовой почему-то было очень светло. Егор поднял голову и увидел в потолке огромную дыру.
– Давай залезай – мужчина в штатском, назвавшийся «очень уполномоченным», подтолкнул его, указывая на табуретку, стоящую на миниатюрном компрессоре.
Поднявшись на указанное сооружение, Егор просунул голову сквозь дырку в потолке и увидел чьи-то ноги. Ноги оказались принадлежат его соседу и сотрудникам милиции. Он попытался что-то пропеть но не успел, так как его втащили на верх. Следом за ним пролез и уполномоченный майор.
– Чья работа? – раздался вопрос Замутилова.
Егор, ни чего не понимая, обводил глазами стены шикарной квартиры, увешанные пустыми рамами из-под картин. Везде царил беспорядок.
– Кто у тебя долбил всю ночь? – последовал очередной вопрос милиции.
– А где мама? – вместо ответа вспомнил допрашиваемый.
– Я тебе покажу твою мать – разозлился Замутилов скрипнув зубами.
Услышав его обещание Егор сразу успокоился. Ему было только непонятно почему у уполномоченного милиционера в штатском так зло сверкают глаза.
«Наверное у него глисты» – вспомнил он сюжет из телепередачи, где доктор говорил о симптомах данного заболевания, указывая на скрип зубов как на наипервейший.
– Вы от него ни чего не добьетесь, – подал голос поющий Семен, закладывая под язык таблетку валидола, – юродивый он.
– Ну это мы еще посмотрим, – настраивался на серьезную работу Замутилов, – у нас и мертвые дают показания.
Он хотел дать потерпевшему еще какие-то гарантии, но снизу его позвали сотрудники, обнаружившие по матрасом кровати, украденную из верхней квартиры старинную серебряную икону.
– Ну все, теперь ты у меня ручной – подмигнул Егору больной глистами.
Егор еще раз обвел квартиру соседа взглядом. Эксперты из криминалистической бригады обсыпали пустые рамы из-под картин каким-то черным порошком, а затем разгоняли его кисточками. Ему стало неуютно и страшно. В запястьях, от странного подарка МВД начинало болеть, но еще больнее было на душе от исчезновения матери.
В отделении, куда привезли Егора, его сначала поместили в камеру временного содержания, предварительно сняв отпечатки пальцев, а затем доставили в кабинет на втором этаже. В кабинете Егор увидел уже знакомого, симпатичного уполномоченного уголовного розыска, который очень удивил его фразой про то, что у него и мертвые разговаривают. О смерти он слышал от матери, и в его понимании в этом ни чего страшного не было. Но что бы разговаривали мертвые! Он как-то ездил с матерью на похороны ее дальней родственницы, и помнил картину прощания с покойной. Все плакали и обращались к покойной, но та упорно сжав губы, как бы подчеркивая свое пренебрежение к происходящему, упорно молчала. Егор относился к мертвецу как к кокону гусеницы. Здесь улетает душа, там улетает бабочка. Так разве может кокон разговаривать? Симпатичный мужчина нервно перелистывал протокол осмотра квартиры, не обращая внимания на стоящего у его стола Егора. Егорша вдруг вспомнил, что милиционер обещал показать ему его мать, и он присел перед ним на стул, пытаясь привлечь его внимание.
– Ну давай рассказывай, как до кражи у соседа докатился? – поднял на него взгляд Петр Замутилов.
Оперативник понимал, что сидящего перед ним человека и его квартиру явно кто-то использовал для совершении кражи. Но на кого-то это нужно было вешать. Не оставлять же преступление не раскрытым. Поэтому в его задачу сейчас входило не установление истины и виновных лиц, а получение признания от этого слабоумного, тем более что в его квартире обнаружено вещественное доказательство его причастности – старинная икона. Егор не понял вопроса. Точнее не понял, что адресован ему. Он на всякий случай обернулся назад, но кроме еще одного письменного стола и сейфа ни кого не обнаружил.
– Давно соседа сверху знаешь? – оперативник решил идти в допросе последовательно.
– Семена – та, да уже давно – обрадовано заулыбался Егор.
– Дома у него был? – стал заносить его показания в протокол Замутилов.
– Да, конечно – удивился этому вопросу допрашиваемый, так как еще недавно его втащили в жилище соседа через дырку в потолке.
– Ценности у него видел? – работала в заданном направлении орган дознания.
– Красиво у него – неопределенно ответил Егор, вспоминая красивую обстановку, – только неприбрано как-то.
– С кем вчера вечером был? – последовал очередной вопрос.
– С Светланой ее мамой и братьями – перечислил всех персонажей свадьбы новобрачный.
– Где проживают, их фамилии?
– Фамилии не знаю, а живут… – Егор задумался – наверно у меня.
– Ты принимал участие в краже? – задал самый принципиальный для обвинения вопрос Замутилов.
– В краже? – опять не понял Егор.
– Ну дырку в потолке кто делал? – зашел из далека оперативник.
– А, так это ремонт мы делали – обрадовался, что наконец понял мужчину допрашиваемый.
– С твоего согласия? – конкретнее прозвучал очередной вопрос.
– Да конечно, хотелось с женой жить в красивой обстановке – Егору все больше нравился этот милиционер и его вопросы.
– Вот теперь и поживешь в обстановке что надо, на Матроске или в Бутырке – комментировал его ответ Замутилов.
– Куда дел украденные у соседа вещи? – последовал еще один обвинительный вопрос.
Егор не понимал.
«Может он спрашивает про икону, которая лежала под маминым матрасом?» – подумалось допрашиваемому.
– Ну так ведь под матрасом была иконка – он из всех сил пытался помочь мужчине, у которого такая трудная и опасная работа и кроме того еще и глисты.
– Так и запишем спрятал под матрас – перефразировал его ответ оперативник, и протянул протокол на подпись.
Егор подписал везде, где указывал палец милиционера. Милиционер остался доволен. Егор тоже был доволен, что сумел ему помочь, но домой его не отпустили, а почему-то опять посадили в камеру. Потом его вызывали другие сотрудники милиции и спрашивали о каких-то других квартирах и вещах, о плохом поведении с девушками и мертвецах, и он все подписывал. Все относились к нему по доброму. Поили чаем с печеньем, одобрительно хлопали по плечу, смеялись как в одной большой и дружной семье. Было так весело, что о исчезновении матери он вспомнил только обратно в камере, уже поздно ночью. Ему стало страшно и он заплакал. Рядом с ним в безразмерном балахоне беззвучно плакал ребенок. Чья-то потерянная совесть.
