Том выждал еще минутки две, вслушиваясь, не донесутся ли из комнаты какие-нибудь звуки. Но все было тихо, и он стал спускаться дальше. Портрет деда в холле, при всех его воинских регалиях, встретил Тома враждебным взглядом, и он насмешливо отсалютовал в ответ. Вид у старого хрыча, как обычно, самый мрачный: на глазу повязка, над губой топорщатся усищи. Надутый, как павлин, и, как индюк, заносчивый. Такой чертовски уверенный в себе, хотя оснований для этого — ну ровным счетом никаких! Ладно, что было, то прошло. Теперь хозяин в доме — Том.
Том… Пора ему прекращать думать о себе, как о Томе. Хотя сам себя он видел скорее Томом, чем кем-либо другим из своих персонажей. Случалось, он выступал под именем Мэтта, или Джорджа, или Колина — в зависимости от того, кто был его намеченной жертвой. Имена самые обыкновенные, так проще. До Тома он побывал Аленом, увидев фильм с Аленом Делоном в какой-то старой киношке. Но та тупая девка писать не умела и упорно называла его Аланом, а это имя он терпеть не мог: оно напоминало ему о противном толстощеком задире, которого он знал в школе. Простое, немудрящее имя лучше всего. Да и потом, он никак не мог представить себя в образе Брэда, Рассела или, скажем, Джуда. Он просто не мог быть ими, а ведь важен каждый нюанс. Малейшая фальшивая нотка, и они учуют: тянет гнильцой.
Том открыл дверь в небольшую гостиную, включил верхний свет и подошел к горке, расположившейся у высоких стеклянных дверей, тут хранилась бабкина коллекция табакерок и чайниц. Ее маленькие сокровища, которыми она не желала делиться ни с кем. Каждую неделю она вынимала их, любовно вытирала с каждой пыль, а ему позволяла лишь любоваться через стекло, но никогда — дотрагиваться.
Сейчас он нашарил маленький серебряный ключик в потайном месте — на закраине позади горки, отпер стеклянную дверцу и вынул чайницу в форме груши, свою любимую: когда он был ребенком, эта чайница, вырезанная из цельного куска дерева и так похожая на настоящую, особенно притягивала его. Ему нравилось гладить ее лакированные желто-коричневые изгибы, когда бабка уезжала к знакомым играть в карты. Однажды ей случилось вернуться домой раньше обычного, она застукала его у шкафа и жестоко избила, а потом отправила спать без чая. После этого старуха стала прятать ключ в самые разные места, но он все равно всегда его разыскивал. Куда бы она ни запрятывала ключ, он всегда на шаг опережал старую кошелку. Всегда. Том оглянулся на две одинаковые черные урны на каминной полке. Как странно думать, что вся их энергия и отвращение превратились во всего-то несколько пригоршней серой пыли. Порой его так и тянуло спустить содержимое обеих урн в унитаз… Нет, все-таки спокойнее держать их на виду как материальное свидетельство, заверяющее его вновь и вновь, что оба они и вправду мертвы.
Том откинул крышку чайницы и вынул кольцо с печаткой, подаренное ему Джеммой. Сделано из старинного розового золота, с чьими-то выгравированными инициалами, по краям чуть стершееся от многолетней носки. Где девчонка его взяла? Купила с лотка на Портобелло-роуд? Или оно принадлежало кому-то из родственников? А что, совсем недурно, если учесть, что ей было всего четырнадцать. У маленькой сучки имелся вкус. Том надел кольцо на палец и извлек длинную прядь волос — их он срезал, когда девчонка валялась на полу галереи почти в полной отключке. Сам виноват, переборщил с дозой, и это все испоганило. К решающему моменту глупая корова уже ничего не соображала. Намотав длинную шелковистую каштановую прядь на палец, Том прикрыл глаза, наслаждаясь ее тонким ароматом. Ритмично поглаживая ею щеку, мысленно он проигрывал разыгравшуюся сцену.
Девчонка оказалась неожиданно тяжелой — а ведь была-то совсем худышкой. Прямо неподъемная! С блуждающей улыбкой Том вспоминал, как поднял ее и понес к перилам галереи. Как бросил на нее последний взгляд: глаза у нее закатились, ему даже показалось, что сейчас ее вырвет. Зато она была уже неспособна сопротивляться. Держа ее на руках, он заглянул в сумеречную пропасть внизу, смакуя это балансирование на острие ножа. Какое блаженство! Если б только в его власти было длить и длить это мгновение, заставить его тянуться вечно! Но Тома затопило лихорадочное нетерпение, как и прежде, он не в силах был сдерживать себя долее. Мощным рывком он вздернул девочку высоко вверх, задержал на секунду — и черный узел с летящими черными фалдами ухнул в пропасть. Ему показалось, будто, падая, она судорожно всхлипнула. Может, все-таки поняла, что происходит? Но как же быстро — слишком быстро — все закончилось, и опять он остался с мучительно сосущей пустотой внутри.
Открыв глаза, Том скрутил волосы в колечко и снова убрал вместе с кольцом в чайницу, а чайницу запер в шкафу, понадежнее запрятав ключ. Если тень его бабки явится на поиски ключа, то ей точно не повезет, удовлетворенно подумал он, подходя к большому зеркалу в золоченой раме, висевшему над камином. Достав из кармана пиджака шелковый платок, он протер тонкий слой пыли. В центре зеркала проглянул аккуратный кружок. Том вгляделся в свое отражение. Смахнул пылинку с плеча, еще раз поправил галстук и, послюнив палец, пригладил красивые брови, изучая ослепительно белые, без малейшего изъяна зубы. Все идеально. Он готов!
8
Жила Рози Чэпл неподалеку от Джеммы, в двухэтажном викторианском коттедже, видневшемся в глубине небольшого неухоженного сада. Донован позвонила, и через минуту ей открыла высокая худая угловатая женщина с буйными кудряшками седеющих волос и сильно накрашенными глазами. Массивные серьги, цветные браслеты и длинное с оборками платье из разноцветных лоскутков делали ее похожей на цыганку.
— Детектив-сержант Донован, — представилась Сэм, предъявляя удостоверение. — Я вам звонила. Рози вернулась?
— А я — Сара Чэпл, ее мать, — назвалась женщина и, звякая браслетами, протянула руку. — Дочка только что пришла. Пройдемте со мной.
Двинувшись следом за Сарой по узкому коридору в глубину дома, в неотгороженную кухню, Донован уловила запах сандалового дерева. Бледная девушка с копной черных кудрявых волос сидела за маленьким выскобленным столом из сосны, набивая рот рисовыми хлопьями. Прекратив на минутку жевать, она кинула на Донован скучливый взгляд. И снова принялась за еду.
Стены кухни были окрашены в красно-коричневый цвет, и тут было уютно: по одну сторону стоял кухонный шкаф, заставленный фарфоровой посудой и книгами, на стенах полно фотографий и картин.
— Это Рози. — Сара похлопала дочку по руке, присаживаясь с ней рядом и жестом приглашая сесть и Донован — на ободранный деревянный стул напротив. — Я знаю, вы пришли насчет смерти Джеммы. Чем мы можем помочь?
— Мы стараемся восстановить реальную картину произошедшего. Джемма…
— Это ведь в церкви случилось, верно? — перебила Сара.
— Да. Джемму видели перед тем, как она погибла. Она стояла перед входом в церковь с мужчиной. Мы стараемся выяснить, кто он.
На лице Сары отразилось удивление:
— Вы имеете в виду, с бойфрендом?
Донован кивнула:
— И он был гораздо старше Джеммы.
— Никогда Джемма ни про какого парня не упоминала, — заметила Сара, быстро оглянувшись на Рози: та шумно хрупала, доедая рис и запивая его молоком. Она явно не слушала разговор матери с копом.
