— Как мило, что вы оба относитесь к этому происшествию легко и с юмором! — воскликнула она. — Особенно ты, Марк. Я тебе просто завидую!
— Прости.
Тарталья ласково похлопал ее по руке. Он был готов пнуть себя как следует за свою бесчувственность. Донован натянуто, криво усмехнулась и снова уставилась в пол, крепко вцепившись пальцами в коленки.
Легко и с юмором? А как еще к этому относиться? Ему… им обоим повезло, что они остались живы. А Залески бесследно исчез. Когда полиция подъехала к дому Адама Залески, дом полыхал, клубами валил дым, а в воздухе висел густой запах бензина. Пламя уже лизало входную дверь. Задержись полицейские еще на четверть часа, для Тартальи и Донован все было бы кончено.
Обнаружив мотоцикл Тартальи у дома, его куртку и шлем в кустах у изгороди, Гэри Джонс наотрез отказался дожидаться приезда пожарной команды. Они с Ником Миндередесом вышибли дверь, обмотали лица куртками и бросились в дом. Тарталью и Донован они обнаружили в гостиной, те лежали рядом на полу без признаков жизни.
Их срочно доставили в госпиталь. Серьезных физических повреждений у них не было — только у Тартальи на виске ссадина от срикошетившей пули, — однако оба отравились угарным газом. Когда шесть часов спустя Донован очнулась, она пожаловалась на самое тяжкое в жизни похмелье. Два дня их продержали в больнице под наблюдением врачей и выписали.
История на этом не закончилось. Тарталья никак не мог избавиться от мучительно яркой картинки: Залески стоит у камина с пистолетом в руках и, ухмыляясь, произносит: «Примитивный закон природы. Если человек голоден, он должен поесть». Скорее всего, они никогда не узнают, по какой причине этот урод убивал женщин, не услышат его объяснений… Если б Залески не успел выстрелить, Тарталья обязательно задержал бы его. Врезал бы как следует и удерживал до приезда подкрепления. Но какой теперь смысл терзать себя предположениями о том, как могли бы разворачиваться события! Что было, то было. В любом случае нападение на Залески спасло жизнь и ему, и Донован. Пожалуй, это был лучший захват, какой когда-либо удавался Тарталье при игре в регби. Невелико, конечно, утешение, ведь Залески все-таки удалось удрать.
Ночной кошмар продолжался и для Донован. Ее будто окутало темное облако, не пропуская ни света, ни воздуха из внешнего мира. Она отказывалась от предложений проконсультироваться с психологом, замкнулась в себе и практически впала в депрессию. Стала сама на себя не похожа. Поддавшись уговорам Клэр и своих коллег, Сэм взяла недельный отпуск, но уже через три дня явилась на работу, хотя всем — и ей в первую очередь — было понятно, что она еще не оправилась. Сидеть дома еще хуже, возражала Сэм, тем более что физически она не пострадала. А Тарталье Донован призналась, что ей жутко находиться в доме одной, страшно ложиться спать. Она боится снов, которые — она это точно знала — непременно ей приснятся. Тарталье мучительно было видеть, как Донован приходит в участок, механически, как робот, выполняет какую-нибудь работу и уходит домой — возвращается в свой кокон; он понимал, почему Сэм предпочитает находиться среди людей, в отделе. Во всем происшедшем она винила себя. Даже в том, что Залески сбежал. Никакие слова Тартальи и уговоры коллег не могли ее переубедить. Все, чем мог помочь Тарталья, — завалить ее работой, чтобы отвлечь от тяжелых мыслей. Тарталья надеялся, что со временем Сэм станет прежней.
Когда он предложил ей навестить Кларка, лицо ее чуть прояснилось. Не возражала она и против приглашения на обед к Николетте: Марк попросил Сэм помочь ему защититься от макиавеллиевских интриг, имеющих целью сосватать Марку одну из Николеттиных подружек. Сэм даже оживилась: ей было любопытно познакомиться с его сестрой. Первый раз после инцидента у Залески Сэм взглянула на себя в зеркало: накрасилась, надела облегающую черную водолазку, короткую юбку и лиловые замшевые туфли. Никогда прежде Тарталья не видел Сэм в юбке и теперь отметил про себя, что ножки у нее красивые, и даже очень. Марк все порывался сказать ей, что она сегодня необыкновенно привлекательна, однако опасался, что ей вряд ли придутся по душе легкомысленные банальности.
— Залески, значит, бесследно исчез, — проворчал Кларк.
— Да. В тот вечер его имя значилось в списке пассажиров рейса «Эр Франс», следующего в Париж. Теперь, разумеется, он может быть где угодно. — Марк покосился на Донован. Та по-прежнему упорно не поднимала глаз и мыслями была где-то далеко. — Как только пожар потушили, мы обыскали его дом, а также маленькую квартирку, которую, как выяснилось, он снимал поблизости, — продолжил Тарталья. — Прочесали все уголки офиса в Южном Кенсингтоне, но ничего не нашли. Компьютер, с которого он посылал мейлы, исчез, как и все его «трофеи»: пряди волос, кольца. У нас нет ни одной улики, которая привязывала бы его к убийствам девушек. Конечно, остается факт его добровольной работы в Католической ассоциации помощи. По крайней мере ясно, как он знакомился с будущими жертвами. Но… Мы еще раз изучили записи телефонных звонков убитых девушек. Прямого подтверждения, что какая-то из них звонила туда или говорила с ним, тоже не нашлось. Мы предположили, что они пользовались таксофонами или телефонами других людей. Только Келли Гудхарт звонила по горячей линии в КАП, что выяснилось не сразу, поскольку она звонила из офиса.
— Получается, — уточнил, тяжело вздохнув, Кларк, — у вас на него и нет ничего?
— Известные нам жертвы, боюсь, только верхушка айсберга. Вполне вероятно, есть и другие, про которых мы пока не знаем. Я подозреваю, что он убил и своих деда с бабкой. Доказательств нет. Боюсь, покушение на убийство двух офицеров полиции — все, что у нас имеется.
Не успел Кларк ему ответить, как в палату вошла пожилая, крепко сбитая медсестра.
— Давайте-ка прервем на минуточку нашу беседу, мистер Кларк. — И она без дальнейших объяснений резко задернула шторы вокруг кровати Кларка.
Говорила она с густым ирландским акцентом, и что-то в ее поведении, телосложении, а также беспощадный блеск ее глаз напомнили Тарталье о монашенке, которая когда-то учила его катехизису. Всякий раз, как он допускал ошибку, она больно ударяла его по костяшкам пальцев.
— Процедура утреннего омовения, — простонал Кларк из-за зеленой ширмы. — Гвоздь программы…
Извинившись, Донован отправилась в дамский туалет, а Тарталья остался терпеливо дожидаться у кровати Кларка, прислушиваясь к разнообразным странным шорохам и шлепкам, сопровождающимся стонами и охами Кларка.
— Ты наладил мирные отношения со своим новым начальством? — поинтересовался невидимый Кларк.
— Какое-то их подобие.
Тарталья вспомнил прошлую пятницу. Корниш мимоходом заглянул в Барнс и объявил собравшейся команде, что Стил и впредь будет занимать место Кларка, теперь уже на постоянной основе. Сюрпризом эта новость ни для кого не стала. По мертвой тишине, которой сотрудники отдела встретили объявление, было ясно: довольны немногие.
— Я воплотил в жизнь твои наставления — поздравил ее и подарил цветы. Думал, это поможет навести между нами мосток-другой.
