Сейчас Тим недалеко от нее, надо лишь пройти несколько домов. Келли купила плитку арахисового шоколада.
Когда они были молодыми, они сооружали из большого одеяла шалаш, забирались туда вместе с девочками и поочередно отламывали от плитки по кусочку. Глупая забава, но на протяжении многих лет кто-нибудь из них приходил домой с плиткой арахисового шоколада. Они целовались перепачканными губами и ложились в постель.
О'Шонесси бросила на сиденье машины пачку «Никорета» и увидела перемигивание сигнального огонька на телефоне. Первое сообщение было от Гаса. Он раздобыл списки грузовиков и ждет ее звонка. Второе – от Тима, который хотел знать, не могла бы Келли завезти девочек к бабушке, а не к нему. У него деловая встреча. Знаем мы эти деловые встречи. Если выразиться попросту, свидание.
Третье сообщение поступило от Кларка Гамильтона, он спрашивал, желает ли Келли совершить небольшое путешествие по побережью. Разумеется. Никаких деловых встреч у нее не назначено.
Когда О’Шонесси приехала, Гас Мейерс уже ждал ее. Выглядел он ужасно, будто не спал целую неделю. Подтверждались самые дурные опасения. Жить Агнессе оставалось месяца три-четыре.
Гас достал из кармана конверт с листком бумаги внутри. О'Шонесси прочитала:
«В Уайлдвуде зарегистрировано пять грузовиков, соответствующих описанию, если, конечно, какой-нибудь из них не пустили на металлолом за последние три месяца, прошедшие после последней инвентаризации. Это, однако, не означает, что они выкрашены в ту краску, следы которой я нашел на часах. Это свидетельствует лишь о серии и годе выпуска».
– Следовательно, для сравнения необходимо поскрести краску с грузовика.
– Да, если имеешь в виду конкретный грузовик. Но вообще-то надо бы со всех. Тебе дать кого-нибудь в подмогу? Пока не будем разглашать нашу затею… Как долго придется ждать результатов анализа образца краски?
– Несколько недель. Может, даже месяцев, – ответил Гас. – Бюро работает прежде всего над серьезными делами. Укажи в запросе имя подозреваемого. Это, надеюсь, подтолкнет их.
– Спасибо, Гас. – Келли была разочарована.
Несколько месяцев…
Вторник, 31 мая
– Слышал, будто на пляже кто-то пентаграмму изобразил, – хмуро произнес Лаудон, идя за О'Шонесси в ее кабинет.
– Вчера как-никак был День поминовения. Может, по этому случаю? – Она заглянула в комнату, куда доставляется почта, и взяла стопку писем, адресованных ей. – Мне позвонили, и я поначалу встревожилась.
– Что же она означает, эта фигура?
– Пентаграмма нарисована на самом видном месте. В центре написано слово «шлюшки», а на внешних пяти углах инициалы ЭК и ТЙ. По-моему, это какие-то ненормальные забавляются. Хотят прочитать о себе в газетах.
– Что-нибудь еще около фигуры было?
– Пара песочных замков и одинокая чайка.
– В полицию звонки поступали?
– Множество. Видимо, все звонили, кто мимо проходил. Звонки в пять начались и только час назад прекратились. Некоторые уверяли, будто это сатанисты в город нахлынули.
– Первый раз слышу, чтобы сатанисты на песке писали.
– Звонили также с Маршланд-роуд, жаловались, что там кто-то шабаш устроил. Я послала туда наряд. Мои приезжают, видят в одной развалюхе окна настежь, и там три пары. Насчет чернокнижников ничего не могу сказать, а у этих черные ногти, черная губная помада, все черное, и волосы торчат, как иголки у ежа. И пахнет от них нехорошо, им бы под душ. А в остальном ничего, нормальная молодежь.
Лаудон усмехнулся, присел на край стола.
– Секретарша сказала, что ты мне звонила.
– Мне нужна помощь.
Шеф вопросительно поднял брови.
– С кем можно поговорить в управлении общественных работ?
– О чем?
– О похищениях.
– То есть опять о Джереми Смайлзе?
– Нет. Я грузовик ищу. – О'Шонесси рассказала шефу об инвентаризации оранжевых грузовиков и образцах краски с них.
– Это с Беном Джонсоном надо.
– Я с ним беседовала. Он видел, как Карлино стукнул Джереми.
– На Бене в управлении все держится. В выражениях не стесняется, если речь о политиках заходит, но четырех мэров пересидел. Я его давно знаю, с тех пор как рядовым был. – Лаудон постучал костяшками пальцев по столу. – Адвокат Карлино оригинально подал на нас в суд. Мэр озабочен, ждет от нас письменного объяснения.
– Чем Карлино мотивирует иск?
– Обвиняет нас в том, что мы выпустили убийцу на свободу.
– Мы же работаем.
– Он утверждает, что плохо работаем. Диллон утверждает, что у него на примете есть два подростка, которые готовы показать, что видели Смайлза на берегу в тот вечер, когда похитили Трейси Йоланд, он не может доказать свое алиби, так я понимаю?
– Объясняет, что пошел тогда прогуляться.
– Прогуляться?
– Да.
– Думаешь, Кларк это не купит? – спросил Лаудон.
– Не купит. Но это не делает Смайлза виноватым.
– О медицинском освидетельствовании Кларку сообщила?
– Да, назначено на субботу, четвертого числа, в час дня. Всю неделю институт выполняет другие заказы. Шеф, вы, конечно, правы. Чтобы справиться с девушкой, человек должен обладать недюжинной физической силой. Иметь транспортное средство, чтобы увезти ее, и хорошие мозги для осуществления такого плана. Ничего этого у Джереми нет.
– Допустим. Но попробуй убедить в этом Кларка. Вот еще что. Сними показания с тех двух подростков, о которых говорит Диллон. Мы не сумеем ничего сделать до тех пор, пока Карлино не слезет с нас. И последнее. Кто бы что ни утверждал, в том числе и я, держи Джереми Смайлза на подозрении. Если окажется, что преступник все-таки он, мы с треском полетим с работы.
О'Шонесси прекрасно понимала, что с работы полетит она одна.
Келли добралась до управления общественных работ в пятом часу вечера. Ей показали, как пройти к Бену Джонсону. Кабинет у него оказался крошечный. Ему даже пришлось выставить в коридор стул, чтобы закрыть дверь. На внутренней ее стороне висел плакат с изображением Мисс Февраль. На ней ничего не было – только лыжная шапочка.
– Загар неплохой, – произнесла О'Шонесси.
Джонсон ухмыльнулся и сел за стол.
– Мистер Джонсон, прежде всего должна проинформировать вас, что мы отправляем Джереми Смайлза на медицинское освидетельствование к психиатру.
– Значит, вы не предъявляете ему официального обвинения?
– В настоящее время он проходит как свидетель, потому что у него найдено кольцо. Лично я думаю, что он ни в чем не виноват. Но прошу на меня не ссылаться. Мое мнение может измениться.