В полночь на дежурство заступил сержант Диллон. Он-то и прибыл с тремя экипажами.
О'Шонесси с двумя полицейскими с пистолетами наготове поднялись на площадку второго этажа. Один из них свернул в коридор, ведущий в спальню девчонок. Другой шел с ней.
Все окна открыты. Издали слышался шум прибоя.
О'Шонесси заглянула в стенной шкаф, в другой, затем в туалет, в ванную комнату. Когда она переступила порог спальни, у нее перехватило дыхание.
На кровати был разостлан государственный флаг. Она приблизилась к ней, взяла звездно-полосатое полотнище за край и осторожно потянула.
– Господи Иисусе! – вырвалось у нее.
Под полотнищем была выложена ее полная парадная форма. Под темно-синим кителем белоснежная рубашка с завязанным галстуком, лейтенантские нашивки на погонах, темно-синие брюки, рукава рубашки закатаны над рукавами кителя – ни дать ни взять труп. Она приподняла пояс брюк. Под ними – белые шелковые трусики и колготки, протянутые за края штанины. Испуганная, растерянная, Келли выпустила полотнище из рук.
– Похоже, какому-то головорезу хочется вас в гробу увидеть. Видимо, здорово вы ему насолили. А может, просто семейные разборки? Сходила жена налево, и вот вам пожалуйста. Понимаете, о чем я?
Диллон стоял, прислонившись к косяку. Во рту зубочистка, одна рука в кармане.
– Сержант, вы не могли бы подождать в коридоре?
– Хорошо, мэм. Хотя, по чести сказать, я уже все увидел, что надо. Пожелаю вам спокойной ночи, лейтенант. Чтобы никаких дурных снов. – Диллон свистнул, подзывая подчиненных. – Майк, Уинни, отваливаем. Нечего нам тут больше делать.
25
Уайлдвуд, штат Нью-Джерси
Утро субботы, 4 июня
Диллон сдавал смену, когда утром О'Шонесси прибыла на работу. Он видел, как она, не глядя на него, прошла к себе и закрыла за собой дверь.
– Тоже мне лейтенант, – сказал он одному из дежуривших с ним полицейских. – Бабы-легавые все одинаковые, это я тебе говорю. Чтобы делалась наша работа, мужик нужен. Кто это придумал баб в полицию брать? А их еще и по службе продвигают, если предок начальник. – Диллон закрыл журнал дежурств. – Как насчет того, чтобы по паре пива пропустить? – обратился он к самому молодому полицейскому. Я тебе расскажу, каких цыпочек мы однажды в видеозале прищучили. И еще поведаю, что наша лейтенант под штанами носит – хочешь?
– Еще бы! – восторженно откликнулся новенький.
Они сняли форменные рубашки и в одних футболках, но с пистолетами на поясе покатили к бухте. Когда они подъехали к «Вороньему гнезду», оттуда со стаканом кофе как раз выходил Джереми Смайлз.
– Еще колечек насобирал, ты, задница? – Диллон ткнул Джереми в грудь. – Ты ведь не такой дурачок, каким прикидываешься. Не хочешь, чтобы к тебе цеплялись, да? Меня не проведешь. Я тебе не какой-нибудь детектив-бездельник. Видел я и сережки у тебя в кастрюле, и трусы бабьи. Может, ты извращенец? Скажи спасибо, что не отвез тебя в Сосновую пустошь и не пристрелил. Ты меня слышишь, псих недоделанный?
Джереми переминался с ноги на ногу, не зная, что он должен делать – уйти подобру-поздорову или выслушать Диллона до конца.
Спасла его вышедшая из заведения Джанет.
– Кто тут разоряется?
Диллон фыркнул и шагнул в «Воронье гнездо».
– Пошли, парень! – крикнул он спутнику. – Хватит с этим дерьмом возиться.
О'Шонесси ушла с работы около десяти вечера. Ей хотелось посидеть одной, подумать, разобраться в своих чувствах. Но дом показался чужим. Он не принадлежал ни ей, ни девочкам, ни Тиму. Холодная каменная коробка с комнатами и отзвуками недавних событий.
О'Шонесси не спала ночью, и сейчас холод пробирал ее до костей.
Днем она получила нагоняй от шефа. Потом на нее насели репортеры, которые подслушали ее сообщение о том, что к ней в дом вломились чужие люди. Вскоре пришли плохие новости – сначала из полицейской лаборатории, затем из канцелярии мэра. Мучило и неотвязное воспоминание о том, как она забралась в постель Кларка.
Утро превратилось для Келли в сущий ад.
Она посмотрела на свою фотографию в газете. Ничего особенного. Обыкновенная знаменитость среднего разряда. Ей стало жаль себя. Большая часть статьи была посвящена провалу ее замечательной затеи. Люди Гаса Мейерса два дня просеивали золу, но не нашли ни зубов, ни костей, ни огнестрельного оружия, ни ножей. Остановка мусоросжигательного завода, обслуживающего несколько округов, говорилось в статье, обошлась налогоплательщикам в одиннадцать тысяч долларов. Одна активная избранница народа, знакомая Джейсона Карлино, настаивала, чтобы полицейское управление – если не О'Шонесси лично – возместило ущерб.
Кровь, взятая с ветрового стекла, оказалась резус-отрицательной, первой группы, тогда как у Энн Карлино и Трейси Йоланд кровь была резус-положительной. Волос, зацепившийся в окне кабины, не был похож ни на волосы из дома Карлино, ни на волосы, найденные там, где похитили Трейси Йоланд.
Из ФБР еще не поступило заключение о краске с мусоровоза, но О'Шонесси уже не питала особых надежд.
Она снова и снова анализировала свою версию. Все обстоятельства указывали на Санди Лайонса. Во-первых, у него была возможность совершить это преступление: он работал в ночную смену. Во-вторых, у него было средство передвижения: он водил мусоровоз. В-третьих, у него имелся мотив: он привлекался к уголовной ответственности за половые преступления. Наконец, есть вещественное доказательство: именно в его грузовике обнаружили женский волос и засохшую кровь. Его грузовик оранжевого цвета, как и тот, рядом с которым находилась Энн Карлино в тот злосчастный вечер. Это не просто версия, а Версия с большой буквы.
Но городское руководство думало иначе. Остановку мусоросжигателя сочли ошибкой. Женский волос как вещественное доказательство не шел ни в какое сравнение с принадлежавшим жертве кольцом, которое обнаружили в комнате человека, в свое время уличенного в половом преступлении. По мнению мэра и его окружения, самое правильное – засадить Джереми Смайлза за решетку. Это успокоит и Джейсона Карлино, и семью Йоланд, и общественность. Если же появятся дополнительные вещественные доказательства, свидетельствующие в пользу взятого под стражу или же возникнет новый подозреваемый, Смайлза можно освободить. Он же сам признался, что кольцо принадлежит ему, когда его застукали на месте. Половое преступление состояло в том, что он через окно подглядывал за обнаженной женщиной. Он не мог объяснить, где находился в те вечера, когда были совершены преступления. Неужели не понятно, что по такому тюрьма плачет! Господи, он же слабоумный. Он ни на что не пожалуется… Сомнительный с моральной точки зрения довод, но как сформулировать возражение?
На глаза О'Шонесси навернулись слезы. Даже положительный результат анализа образца краски теперь мало что будет значить. Он укажет на серию или группу грузовиков, а не на конкретную машину. Чтобы предъявить Лайонсу обвинение, Келли должна найти дорожку к его жертвам, установить, кому принадлежит волос и кровяное пятно в его грузовике.
