— Двенадцать, — напомнил Игорь.
— И фамилия, насколько я помню, была другая? Лютнев. Игорь Лютнев.
— Она у меня была двойная. Лютнев-Бобровников. Просто в школе звали по первой части, которая досталась от деда по материнской линии. Он был художником, не очень удачным правда, но фамилию, понимаешь, хотел увековечить. И ревновал к роду Бобровниковых, это род моего отца, где переплелись судьбы деда-академика и бабушки дворянских кровей. Поэтому «деда Лютик», как звал его ваш покорный слуга, настоял на двойной фамилии внука, — усмехнулся Игорь. — Я после его кончины сократился до Бобровникова. Двойная фамилия — это как-то напыщенно. Больше подходит натурам художественным, а не… Впрочем, ладно, не важно. Ужасно рад встрече, Наташа!
— И я! — живо откликнулась Наталия.
— По этому поводу предлагаю выпить! — встрял Виктор.
Возражений не последовало.
— Ладно, я на стол накрываю, это быстро! — вскочила Наталия и исчезла на кухне.
— Это же надо! Надо же так встретиться через тридцать лет! Я ж говорю, земной шар на удивление мал! А Питер — еще более малая его часть! Мне, правда, фамилия Лютнев до сей поры ничего не говорила, но фамилию Стрельцова, медицинского директора клиники «Престиж», знаю не понаслышке.
— Вот как? — удивился теперь уже Бобровников. — Откуда, если не секрет?
— Откуда — не секрет. Что могу — расскажу.
— Прошу к столу! — крикнула из кухни Наталия. Мужчины живо откликнулись на призыв.
Глава 23
МУШКЕТЕРЫ
В понедельник, в три часа пополудни, в приемную первого заместителя генерального прокурора Меркулова вошел высокий, худощавый, весьма импозантный мужчина, немного за сорок. Клавдия Сергеевна оторвалась от компьютера, взглянула на незнакомца. Щеки ее порозовели. Клавдия Сергеевна, личный секретарь Меркулова, была женщиной свободной и реагировала на любого интересного мужчину в возрасте от семи до семидесяти. Посетитель весьма учтиво поздоровался и попросил аудиенции замгенпрокурора.
— Константин Дмитриевич работает с документами, — сухим служебным голосом ответила секретарь. — Вообще-то к нему на прием запись. Могу записать вас на… март, — взглянув в ежедневник, сообщила Клавдия и опустила глаза в вырез блузки, который слегка обнажал пышные, зрелые формы.
Голос ее был весьма строг, но густо подведенные глаза в сеточке симпатичных морщинок выражали нечто иное, что Бобровников перевел следующим образом: «Это только с виду я строгая, по долгу службы. А в душе — белая и пушистая. Да и телом ничего».
Он чуть улыбнулся и протянул визитную карточку:
— Доложите, пожалуйста.
— Пожалуйста, — пробежав глазами текст, мигом подчинилась женщина и скрылась за дверью кабинета, обдав Игоря одуряюще-сладким ароматом духов.
В приемную влетел (именно влетел) спортивного вида мужчина с папочкой в руке.
— А где Клавдия? — по-свойски спросил он Игоря, словно они проработали под одной крышей добрый десяток лет.
— Она у Меркулова, — в тон ответил Бобровников.
— Одна?
— Пока да.
— Лады, я третьим буду. А вы чего здесь паритесь?
Игорь опять улыбнулся. Его явно с кем-то спутали.
— Жду аудиенции.
— Не ждите, идемте со мной. Вы ведь Бобровников? Игорь Андреевич?
— Да, — слегка растерялся Игорь, едва не добавив что-нибудь вроде: разве мы где-то встречались?
— Моя фамилия Турецкий. Следователь по особо важным делам. Зовут Александр Борисович. Можно по имени. Согласен?
Бобровников все не мог привыкнуть к той простоте, с которой в столице переходили на свойское «ты». Все же давало себя знать чопорное питерское воспитание. Но незнакомый Турецкий был так обаятелен и доброжелателен, что Игорь, улыбнувшись, пожал плечами:
— Ну… давайте попробуем.
— Мне Костя по внутрянке позвонил, сказал, что ты пришел уже. Мы тебя ждем.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, выплыла Клавдия, игриво выпятив и без того выдающийся бюст.
— Константин Дмитриевич ждет вас, — стрельнув в посетителя глазами, проворковала секретарь, не заметив затаившегося за дверью Турецкого.
— Клавдия, коварная! Что это за тон?
— Ай! — закричала испуганная Клавдия. — Сан Борисыч, это вы? Что за шутки дурацкие? Что вы за дверью прячетесь, как пэтэушник какой-то!! — разгневалась она.
— А что это ты голосом модулируешь в рабочее время? За тобой, я вижу, глаз да глаз! — строго произнес Турецкий.
Бобровников недоуменно наблюдал сцену ревности. Ему казалось, что Генеральная прокуратура учреждение сугубо официальное… А здесь такие шекспировские страсти…
— Не обращайте внимания, — словно прочел его мысли Турецкий. — Мы с Клавдией Сергеевной как родные, это у нас просто стиль общения такой. Все же двадцать лет совместно боремся с преступностью, одна семья, понимаешь…
И, поймав сверкающий взор накрашенных глаз, торопливо добавил:
— А Клавдии Сергеевне все те же восемнадцать, что и двадцать лет тому.
И, не дожидаясь ответа вспыхнувшей от возмущения боевой подруги, он увлек Бобровникова в кабинет начальства.
— Что за переполох в приемной? — осведомился Константин Дмитриевич, поднимаясь из-за стола.
— Ничего-ничего, это я Клавдию Сергеевну пожурил слегка по-отечески.
— Понятно. Здравствуйте, Игорь Андреевич, — он протянул гостю руку. — Присаживайтесь. Как я понимаю, вы уже познакомились с Александром Борисовичем? Моя рекомендация: лучший следователь Генпрокуратуры, человек во всех отношениях достойный. Хоть и любит порой представляться этаким анфан терибль, то есть всеми любимым, ужасным ребенком..
— Ладно, Константин Дмитриевич, давайте перейдем к делу, — совершенно серьезно произнес Турецкий. — Пошутили, и будет.
Меркулов одарил Александра взглядом, в котором читалось одно слово: «Нахал!!» — но вслух произнес:
— Давайте перейдем. Как я понимаю, Игорь Андреевич, вас привело ко мне дело личное, сугубо семейное? Не удивляйтесь, что я пригласил на разговор Александра Борисовича, ибо, во-первых, если вашему делу будет дан ход, мы без него все равно не обойдемся, а во-вторых, он уже некоторым образом причастен к вашим семейным делам.
— Вот как? Каким же образом?
— В рамках прокурорского надзора за ведением уголовного дела, подследственной по которому проходит ваша двоюродная сестра, — отрапортовал Турецкий.
— Даша?
— Именно. Дарья Дмитриевна Устюгова.
— Вы с ней виделись? — взволнованно произнес Бобровников.
— Да. Я был в следственном изоляторе, беседовал с вашей кузиной.
