Этого им не простят.
– Нужно действовать быстро, – заявил Ходье.
Изабет нетерпеливо взмахнула рукой:
– Сегодня я стала вдовствующей королевой-матерью, но сын мой – еще дитя. В обычных обстоятельствах граф Алпликово сделался бы регентом до совершеннолетия маленького Питера. Я буду этого добиваться. Сегодня судьба растоптала все наши планы. Жив он или мертв, брата я потеряла. Больше с ним уже не будут считаться принцы и патриархи, которым он раньше, по крайней мере, не давал покоя.
В зал вбежал младший камергер.
– Шайка пробротских епископальных чалдарян во главе с братьями из Конгрегации пытается захватить северные ворота, – доложил он.
– Ясно, на чьей они стороне? – спросила Изабет.
– Да, ваше величество.
– Тогда убейте их. Сдадутся – сбросьте со стены.
– Но, ваше величество… – ужаснулся камергер.
– Всех без исключения. Если у них есть родные, перебейте и родных.
Слова королевы тоже потрясли брата Свечку, но не помешали ему мыслить трезво. Если действовать жестоко сейчас, можно в будущем спасти многих. Да и не особенно у него выходило сочувствовать тем, кто желал сжечь его живьем.
Камергер удалился.
– Я сделаю все, что смогу, пока у меня не отнимут это право, – сказала Изабет.
Монах промолчал. Очень выразительно промолчал.
– Короля Джейма ведь тоже убили, – задумчиво сказала королева.
– Даст Бог, смерть заберет и короля Регарда, – пробормотал Ходье.
– Даст Бог. Несколько раз сообщали, что он пал. Но он снова и снова восстает из мертвых.
– Зачем я здесь? – осмелился наконец поинтересоваться брат Свечка.
– Потому что вы – шпион графа Реймона Гарита и его верный сторонник.
– Я бы так не сказал.
– А я скажу. Вы были другом Тормонду. Так он думал. И мне, хотя и не близким. Прикажи я бросить вас в колодец, совесть бы меня не замучила. Итак, граф Реймон.
– И что с ним?
– Вот именно. Тормонд сделал Реймона наследником. Все, кто мог помешать графу вступить в права наследования, сегодня погибли. Я желаю знать, чего нам ждать от Антье? Хочет ли Реймон сделаться герцогом? Что он за человек?
– Да, хочет. А человек он упрямый. Граф Реймон Гарит – как раз такой правитель, каким коннектенцы всегда мечтали видеть Тормонда, только в два раза свирепее. Он станет герцогом, потому что тогда у него появится власть покарать любого иноземца, который не пожелает оставить в покое самого Гарита, Антье и весь Коннек.
– Быть может, этот человек понравится мне больше, чем тот граф Реймон, которого я помню.
– Должен вас предупредить: если Реймон станет герцогом, начнется война.
– Война уже идет.
– В этой войне будут участвовать все до последнего человека – мужчины, женщины, дети, и продлится она, пока не сложит голову сам Реймон Гарит. Или пока Арнгенд и Брот не забудут про Коннек. И даже после смерти Реймона война не прекратится – графиня Сочия еще более кровожадна, чем ее супруг.
Вбежал очередной младший камергер и сообщил, что капитаны ополченцев, которые за весь день так ничего и не предприняли, теперь намерены чего-то требовать.
– Где Алпликово? Он мне нужен. Скажите, я к ним скоро выйду.
Найти Алпликово и препроводить его к королеве удалось не сразу. Вид у графа был неважный. Ему даже раны не успели перевязать – Алпликово готовил оборону Каурена и не мог отвлекаться на лекарей.
– Граф, сможете вы выдержать все тяготы, что ложатся на плечи главнокомандующего? – спросила Изабет.
– Как и всегда, сделаю то, что должен. Больше никого не осталось.
– Возможно, вы правы. Соберите надежных людей и приведите их сюда. Быстро. Кауренские вельможи вздумали чего-то требовать. После того, как они обошлись с нами сегодня на поле битвы, я не намерена потакать их желаниям.
– Прекрасно вас понимаю, ваше величество.
– Совершенный.
Погруженный в мрачные раздумья, брат Свечка так удивился внезапному вниманию королевы, что даже не напомнил ей, что называть его совершенным не подобает.
– Да, ваша светлость?
А королева Наваи не стала напоминать, что ей не нравится, когда к ней обращаются «ваша светлость».
– Теперь мне некогда с вами беседовать. Будьте под рукой.
– Как пожелаете.
– Пока я желаю, чтобы вы разыскали моего брата. Кто-то привез его в город. Полагаю, еще живого. Разыщите герцога, не отходите от него ни на шаг, позаботьтесь о нем. Ходье, следуйте за совершенным как тень. Куда он – туда и вы. Делайте все, что он скажет.
– Воля ваша, – хмуро отозвался герольд.
Монах и королевский глашатай удалились. Оба старика были рады, что встреча с королевой наконец закончилась.
Изабет велела арестовать предводителей кауренского ополчения. Расстроило это разве что родню этих предводителей. Вскоре поползли слухи о том, что кое-кто из них подкуплен Конгрегацией (или Анной Менандской, или патриархом) и именно поэтому ополченцы не вступили в бой. Объяснять происшедшее изменой было удобнее, чем нерешительностью и неумением.
Кауренцев охватил гнев. Вымещали его в основном на пробротских епископальных чалдарянах. Те, кого хоть на мгновение могли заподозрить в симпатиях к Броту, не осмеливались показаться на глаза – их бы мигом сбросили со стены под ноги сбитым с толку арнгендцам, которые пытались начать осаду.
К городу стягивались небольшие разрозненные арнгендские отряды.
Регард едва мог пошевелиться. Каждое движение причиняло боль, вдобавок из-за недавнего сотрясения мозга он то и дело терял сознание. Но король понимал, какая представилась возможность, и намеревался ударить по Каурену, пока не оправились защитники.
Его желания почти никто не разделял.
Те, кто уцелел в бою и не дезертировал, были до крайности измотаны и выполняли свои обязанности по инерции, а солдаты из подтягивавшихся отрядов страдали от голода, усталости и холода. Меж тем схватиться предстояло с решительными еретиками. На этот раз они не сбегут в Альтай. Во всяком случае, не сейчас.
Солнце село. Осадные работы вяло продолжались при свете костров и факелов. В полумраке трудно было разглядеть стрелу в полете, а значит и увернуться.
Бикот Ходье отловил парочку надежных стражей и заставил их сопроводить себя и совершенного.
– На всякий случай. Вдруг кто-нибудь решит воспользоваться такой возможностью.
Монах что-то проворчал, но спорить не стал – и так едва-едва поспевал. Он понимал, что Каурен на грани хаоса и проходимцы будут цепляться за любые возможности, пусть даже существующие лишь в их воображении.
