Вид у вознесшегося сделался озадаченный. Он действительно не понимал.
Основу его существа составляла душа человека, которого забросило на две сотни лет от родной эпохи. Он еще не пропустил через себя все случившиеся за это время изменения.
И потому боги забрали себе еще больше.
Несколько часов вытягивала Герис важные сведения о Старейших из несловоохотливых гномих. Все, что удалось узнать, она при помощи перьев и чернил, произведенных элен-коферами, записала на куске пергамента, который выдали ей гномы.
А посему, когда Герис проснулась на следующий день, все записи остались при ней, что бы там ни творилось с ее воспоминаниями. На пергаменте она также сделала пометки самой себе о том, как можно применить другие сведения.
Каждое «утро» Герис поднималась в Небесную Крепость и исследовала там все новые закоулки, но всегда неизменно возвращалась в зал, где, по утверждениям Асгриммура, были заперты Старейшие. С помощью большого количества краски и мела она нарисовала отметки и в этом зале, и в запутанных коридорах крепости.
– Асгриммур, уже восемь дней прошло, как все уехали.
– В срединном мире, возможно, минуло лишь несколько часов. Самое большее день.
– Не об этом я волнуюсь.
– А о чем тогда?
– Мне нужно, чтобы ты кое-куда со мной отправился. Хочу показать одну вещь там, в обычном мире, – сказала Герис, махнув рукой в сторону портала.
Не успела она договорить, как две старые гномихи уже запричитали.
– Довольно, – отрезал вознесшийся. – Делайте, что велено.
И начал превращаться.
Герис стояла позади него и не видела, во что именно. Но на гномих новое обличье произвело впечатление. Причитания смолкли, и больше ни одна из старух не открывала рта, пока они не выгребли на маленьком суденышке через портал из Обители Богов.
– Да сопутствует вам удача, – напутствовала самая старшая.
– Да сопутствует вам ясная погода, – подхватила вторая.
– Девочка, не рискуй понапрасну, – закончила третья.
Все три женщины, хоть и с жутким акцентом, говорили на языке, который Герис понимала.
– Спасибо, бабушки, – искренне поблагодарила их Герис. – Идем, Асгриммур.
– Когда мы переносились, у тебя были какие-нибудь видения? Тебя охватили сильные эмоции? – спросила Герис.
– Я побывал в аду. Во тьме, наполненной кошмарами. – Асгриммура трясло, но не из-за холода.
– Значит, дело, видимо, во мне. Что-то я такое делаю.
– О чем ты? И откуда этот мерзкий запах?
Они стояли на склоне серого холма, вокруг были разбросаны безжизненные обломки острых скал. Во всех трещинах, куда не проникали солнечные лучи, лежал лед. Сильный холодный ветер пробирал до костей. С ним долетала отвратительная трупная вонь. Над головой простиралось летнее бледно-голубое небо, по которому временами пробегали белые пушистые облачка.
Ветер завывал среди камней тысячей голосов. Хор получился довольно заунывный.
– Следуй за мной и не высовывайся, – велела Герис. – Нас можно заметить на фоне неба.
До Асгриммура наконец-то дошло, что они оказались далеко от лодки и сидевших там гномих.
– Ты что такое сотворила?
– И не шуми.
Герис осторожно подползла к краю скалы, обдумывая на ходу, за сколь малое время и как сильно она изменилась. Даже не с того момента, как Грейд Дрокер ее вызволил, а с того, когда дедушка Делари вернул Гисорса… Пайпера. Еще не так давно Герис была рабыней, чалдарянкой, которую заставляли работать, с которой дурно обращались, и все это в так называемой, как именуют ее тамошние недоумки, Обители Мира. А теперь она, отважная искательница приключений, карабкается по склону далекого северного холма вместе с полубогом, и все это за тысячи миль от тех мест, где над нею издевались.
Герис добралась до уступа, откуда открывался хороший обзор, и осторожно выглянула, потом поманила Асгриммура:
– Иди сюда, только медленно.
Вознесшийся подполз к ней.
– Вот оно, Асгриммур, чудовищное божество. И его почитатели.
Под боком у разлагающегося Орудия укрылись от холода двое измученных голодом людей. Они, вероятно, так ослабли и обезумели, что не смогли бы ничего предпринять, даже если бы заметили незваных гостей.
Вонь стояла невыносимая. Герис дышала через рот, но это почти не помогало.
– Это и есть грозный Ветроходец? Именно из-за него нам нужно освободить Старейших?
– Да, это он. Но и другие ему подобные теперь тоже освободились.
Харулк Ветроходец распростерся на галечном берегу чуть поодаль от ядовитого для него моря. Напоминал он сейчас гниющую медузу размером с целую стаю китов. Незаживающие раны сочились черной вязкой жидкостью, которая стекала сначала на гальку, а потом тонкими ручейками в море.
– И почему же мы так беспокоимся из-за этого вот? – поинтересовался вознесшийся.
– Потому что внутри протухшей туши живет хоть и уменьшившееся, но Орудие. Оно ждет. Рано или поздно наступит зима. А в этих краях зима долгая и суровая. Ветроходец воспрянет, если мы его не одолеем.
Герис вынуждена была признать: гниющую кучу отбросов трудно счесть серьезной угрозой. Трудно поверить, что самой Герис не под силу уничтожить чудище, памятуя о том, какие у них в распоряжении средства.
Но их Герис не видать. Сколько бы Девятый Неизвестный ни твердил о том, как он в нее верит, волшебник не станет ей помогать так, как помог бы брату.
Никак этим мужчинам в голову не вобьешь.
– Ты будешь только смотреть? – спросил вознесшийся.
– Да.
– Оно знает о нашем присутствии.
– Что?
– Я чувствую, как оно призывает кого-то, чтобы расправиться с нами.
– Эта гниль – всего лишь прикрытие?.. Асгриммур?
– Со мной все хорошо. Меня просто… Оно меня почуяло, а не нас. Почуяло ту частичку меня, которая две тысячи лет назад помогла его низвергнуть. Явись ты в одиночку, оно бы тебя не заметило. А теперь послало кого-то расправиться именно со мной.
Герис наконец поняла. Вознесшийся принадлежал Ночи, а она могла приходить и уходить, когда ей вздумается, оставаясь всего лишь мимолетным явлением, которое никто не замечает. Ну разумеется, если только не начнет нападать на эти гниющие останки.
– Тогда, видимо, нужно уходить, – предложила Герис, потихоньку отступая от края.
– Слишком поздно.
Из-за края скалы выскочило коричневое пятнистое создание и, скользнув по серой, словно змеиное брюхо, земле, яростно набросилось на вознесшегося.
Размером существо не превосходило белку.
