– Скольких из них призвали? – спросил Хект, когда Буччи снова умолк.
– Что вы имеете в виду?
– Каждый, кто служил в вашей армии, сам решил отправиться сюда. Каждый из них был наемником и собирался расправиться со мной и моими людьми.
– Это правда. Хотя можно и возразить: многих погнала в армию нищета.
– Возможно. Но они все же сами решили выступить против меня и убить моих солдат. Судя по моим подсчетам и тем цифрам, которые вы назвали, еще один такой денек – и мои люди сотрут патриаршую блажь в порошок.
– Патриаршей блажи и так уже пришел конец. Завтра я похороню умерших. Когда полки отдадут дань павшим, распущу уцелевших. Если только вы не навяжете нам новый бой. Тогда я буду сражаться.
– У меня с самого начала не было желания драться.
Буччи поджал губы: видимо, он считал иначе.
– Пока Безмятежный не освободит меня от обязанностей, я тут командую, и я не намерен больше губить понапрасну жизни солдат. Не желаю, чтобы их смерть осталась на моей совести.
– Он говорит искренне, – прошептал Фебруарен, едва слышно, не размыкая губ, чтобы слышал лишь Хект. – Только не сказал, что почти все его люди дезертировали.
Хект сумел скрыть удивление.
– Капитан, с какой целью вы устроили эту встречу? Зачем здесь все эти люди?
– Явились вместе с войском. Чтобы наблюдать, так мне сказали. Думаю, они с самого начала надеялись, что с нами случится подобная беда. Патриарха более не жалуют те, кто приходится ему ровней.
– Политику я более-менее понимаю, но вы не сказали, зачем хотели со мной встретиться.
– Сказал! Хочу прекратить смертоубийство. И потом, они настояли.
Хект оглянулся на Титуса Консента: может, он что-нибудь знает про этого Буччи?
– Если я все правильно понимаю, – продолжал Буччи, – все эти люди хотят, чтобы вы беспрепятственно дошли до Брота и схватились с Безмятежным.
– Полагаю, вы изменили свое мнение после прошлого голосования, – обратился Хект к собравшимся.
Никто не ответил. Все уставились на что-то позади него. Неужели Прозек заставил своих артиллеристов приволочь сюда парочку фальконетов, чтобы подкрепить доводы Предводителя?
Пайпер глянул на Кловена Фебруарена, но дело было не в нем.
– Что еще?
– Это все. Я все сказал, теперь говорите с ними, – ответил испуганный Буччи, который тоже смотрел куда-то в темноту. – Я не стану вмешиваться, если мне позволят похоронить погибших, собрать раненых и убраться восвояси.
Буччи повторялся – вернее, повторял свои слова для кого-то, кто стоял позади Хекта.
– Он говорит от имени наемников Безмятежного, – слабым, изможденным голосом сказал Палудан Бруглиони. – Как только разберетесь с ним, мы скажем за себя.
Хект вопросительно посмотрел на Бруглиони, а потом на Джервеса Салюду, будто бы тот мог объяснить, как именно удалось Палудану воскреснуть из мертвых.
Палудан не обратил на эти взгляды внимания, потому что не отрываясь смотрел за спину Пайперу.
– Императрица, – прошептал на ухо Хекту призрачный голос.
– Так я и думал. Ваша светлость не последовали совету Предводителя Войска Праведных, – вздохнул Хект, не оглядываясь.
– Командующий, это был лишь совет, не более. Я верю в вас больше, чем вы в себя верите.
Неподходящий момент для споров.
– Спасибо, что верите в меня, ваше величество. Вы услышали достаточно?
Катрин сделала шаг вперед и встала слева от него. Позади Хект заметил сконфуженного Эфриана.
– Эти люди решили, что поставили не на ту команду на скачках, и надеются спасти свои шкуры и, быть может, ухватить кусок добычи, если вовремя сменят цвет.
Даже проведя столько лет в Фиральдии, Хект до сих пор плохо понимал эти их цвета, которые были связаны и со знаменами прославленных наездников на ипподромах, и с местной политикой, и, в более широком смысле, с позицией, которую тот или иной житель Фиральдии занимал в нескончаемой борьбе между бротскими епископальными патриархами и Граальскими императорами.
Катрин сказала чистую правду.
Но патриаршие силы все еще могли сокрушить Войско Праведных, и не просто сокрушить – захватить саму Граальскую императрицу!
– Ты слишком себя недооцениваешь, – прошептал Девятый Неизвестный. – Сегодня ты изменил мир. Снова. Но не понимаешь этого, как не понимал и тогда, в лесу Эсфири.
Хект не понял и не поверил. Но слова старика стоило обдумать.
– Актон Буччи из Брисеи, предводитель Вольных Мечников, перед вами ее августейшее императорское величество. Что вы можете нам сказать?
– Ваше величество, мне кажется, я ясно выразился.
– Вы сказали, что не станете мешать мне, если Предводитель Войска Праведных вас не тронет. Здесь есть свой резон. С другой стороны, прекрасная возможность – истребить всех прямо сейчас, чтобы потом снова не пришлось иметь с вами дела. И, судя по тому, кто здесь собрался, кое у кого действительно имеются тайные намерения.
– Вы правы, – признал Палудан Бруглиони. – Мы явились сюда, рассчитывая на вашу победу, и надеемся выторговать безопасность для своих кланов.
– Чушь собачья, – пробормотал Кловен Фебруарен. – Но сейчас он верит в то, что говорит.
– Мы все клянемся ни в чем не содействовать Безмятежному, – подхватил Салюда. – И ни в чем не препятствовать Войску Праведных.
Императрица расхохоталась, смех ее напоминал рев ослицы.
– Так просто и так дешево не отделаетесь. Нельзя вечно болтаться посередине в надежде переметнуться к победителю. Выбирайте. И пусть весь мир узнает. Ваши жизни, ваше состояние, ваша честь – я желаю, чтобы все это вы посвятили мне.
– Тут у нас кое-кто слишком разошелся, – прошептал Фебруарен.
– Самую капельку, – согласился Хект.
Но оказалось, что Катрин не перегнула палку: никто не покинул переговоров.
Представители пяти кланов согласились обсудить условия союза, после того как патриаршие наемники похоронят павших, заберут раненых и отправятся в Брот.
– Что-то я не уверен, командир, – пожаловался Титус. – Не слишком ли легко мы решились их выпустить.
– После всего, что мы с ними сотворили?
– Императрица сама сказала: потом, возможно, снова придется иметь с ними дело.
На следующий день, пока патриаршие солдаты хоронили умерших, разведчики Войска Праведных спустились на равнину. Прибыло подкрепление – две сотни человек из Глимпца. Еще больше имперцев было в пути. В Аламеддине собиралась армия. Имперские гарнизоны давали о себе знать во всех городах северной Фиральдии, присягнувших на верность империи, а вот в патриарших государствах ничего подобного не наблюдалось.
