Патриаршие солдаты захватили Дворец Королей целиком. Там же устроили и госпиталь для военных, который по возможности принимал и местных бедняков – во имя Непримиримого. Этот жест окупился сполна: Титус Консент общался с монашками и братьями-целителями, а те охотно передавали ему важные сведения.
Редферн Бехтер один занимал комнату, в которой стояло четыре низенькие кровати. Рядом с ним сидел брат-целитель, но он уже и не пытался побороть недуг старика.
В комнате дурно пахло.
Главнокомандующий посмотрел священнику-целителю в глаза, но тот лишь печально покачал головой.
Бехтер, услышав шаги, приоткрыл один глаз, узнал гостей и хотел было приподняться.
Брат силой уложил его обратно.
Хект встал перед старым солдатом на колени и взял его горячую иссохшую руку, казавшуюся такой хрупкой. Он не знал, что сказать, в голове вертелась лишь сутра из Писания: «Возлюби врага своего». Редферн Бехтер был самым страшным врагом – солдатом из Братства Войны. Но ша-луг Элс Тейдж, превратившийся в патриаршего военачальника Пайпера Хекта, полюбил его.
Бехтер тоже молчал.
Хект думал было отшутиться, пожурить сержанта, мол, хватит отлынивать от работы, надо скорее выздоравливать и возвращаться к своим обязанностям. Но Бехтер понимал: конец близок. Поэтому главнокомандующий сказал:
– Сержант, у меня для тебя последний приказ. Передай мои слова, когда будешь стоять перед Ним. Попроси, пусть Он раскроет мне свой замысел. Пусть уймет смятение в моей душе и явит волю свою.
Ответить Бехтер не смог, он лишь едва заметно кивнул, давая понять, что услышал приказ и исполнит его.
Хект забросил все свои дела и сидел со старым солдатом, пока тот не умер. Случилось это довольно скоро.
– Он держался на одной только силе воли, – рассказал священник-целитель. – Не хотел уходить, не попрощавшись с теми, кого любил.
Хект был поражен. Как преданный воин Братства, Редферн Бехтер не должен был любить ничего и никого, кроме своего господа.
Вести о смерти Бехтера и его последних часах облетели лагерь.
Своим искренним и благородным поступком главнокомандующий завоевал еще бо́льшую преданность. Никто из солдат не слыхал, чтобы когда-нибудь офицер из высших чинов просил своего подчиненного передать послание самому господу богу.
Узнав об этих разговорах от Титуса Консента, Хект не сказал ничего, лишь растерянно посмотрел на него.
Последний помощник Бехтера и в прошлом телохранитель Владек Джерцина явился попросить главнокомандующего о краткой аудиенции. Хект не стал ему отказывать.
Джерцина принес тиковый сундук – двадцать четыре дюйма в длину, четырнадцать в ширину и девять в глубину – с изогнутой крышкой и окованными латунью углами. Дерево от времени почти почернело.
– Мой господин, сержант Бехтер поручил мне отдать вам его личное имущество.
Сначала Хект даже не нашелся с ответом.
– Личное имущество? – наконец переспросил он.
Членам Братства личного имущества иметь не полагалось.
– Быть может, там памятные вещи? Бехтеру уже перевалило за семьдесят, как нам кажется. Все мы собираем такие вещицы в память о важных моментах, разве не так?
Джерцина и сам принадлежал к Братству, но мирские склонности Бехтера его, по всей видимости, не смущали.
– Да, полагаю, что так.
Сам Хект до сих пор хранил маленький белый камешек – гальку, едва ли вдвое крупнее горошины. Она была заряжена в фальконет тогда, в лесу Эсфири, и напоминала ему о самом важном моменте в его жизни. Посторонний бы ни за что не догадался, что означает для Пайпера этот камешек.
Джерцина поставил сундук на скамейку, на которой обычно сидели телохранители, следившие за подозрительными посетителями.
– Мой господин, мне пора возвращаться к своим обязанностям. Из-за этих печальных событий я запустил службу.
– Что в сундуке?
– Не знаю, мой господин.
– Он не заперт.
– Мне туда лазить не положено.
Хект впервые пристально вгляделся во Владека.
Внешне – обычный человек, ничего выдающегося. Рост средний, не красавец, но и не урод, непримечательный цвет волос. Несколько фунтов лишних поднабрал – для солдата это редкость.
Ходячая иллюзия. Человек прямо-таки заговоренный, чтоб его не замечали.
Вполне возможно.
Неожиданно Владек Джерцина весь сжался.
Не любит, когда на него обращают внимание.
– Сможете выполнять работу Бехтера?
– Что, мой господин?
– Я вроде не заикаюсь.
– Да, мой господин. Я ее и выполнял. Всю. Не знаю, как он сам справлялся – в его-то годы.
– У него был помощник. А теперь вы займете его место. Официально. По крайней мере, пока не явится новый командующий.
– Нет, мой господин. Молю о снисхождении, но должен отказать. Не потому, мой господин, что работа слишком тяжелая. Место-то теплое. – Джерцина похлопал себя по животу. – На еду хватает, и зимой не мерзну. И с язычниками-праманами не надо дел иметь. Но у нас все меняется, мой господин. Членам Братства придется вас покинуть. Вас или того, кто придет вам на смену.
– Вот как?
– Пришли вести от Аддама Хофа. Командор собирается отправить подкрепление в Святые Земли – людей, деньги, материалы. Ему сейчас легче все это собрать, поскольку патриарху не приходится тратить все силы и средства на защиту от коварных императоров.
– Понимаю.
И Хект действительно понимал, хотя раньше об этом и не задумывался.
Мир, заключенный с Катрин, значительно упростил патриархам жизнь. Бронту Донето и вовсе не придется опасаться империи.
– Надо будет всех собрать и посмотреть, кого нужно заменить. Помогите мне с этим, пока вы еще здесь.
– Да, мой господин. Нас не сразу отзовут.
Оставшись в одиночестве, Хект занялся Бехтеровым сундуком.
Он ожидал найти там что-нибудь поразительное, но его подстерегало разочарование. В сундуке действительно лежали памятные вещицы: кусочки веревки, несколько камней, небольшой и уже бесполезный кинжал с обломанным почти на дюйм острием, несколько наконечников от люсидийских стрел (если Бехтер следовал обычаям Братства, то эти наконечники вырезали из его собственных ран). Еще там были обрывки бумаги – один распадался на кусочки от ветхости, другой испещряли слова, написанные неразборчивым почерком, в третьем Хект узнал подорожную члена Братства. Медальон с ломким локоном внутри казался весьма необычным сувениром для воина-монаха. И наконец – резные деревянные ларчики превосходной работы. В одном хранилась высушенная бабочка, крылья которой достигали в размахе четырех дюймов. Таких Хекту видеть еще не доводилось. Видимо, живая, она отличалась необыкновенной красотой, а потом, мертвую, ее берег как сокровище человек, которого Хект не мог не уважать.
