– Настоял, чтобы Кедла и малыш Раульт переехали к нему, – гневно пожаловалась госпожа Арчимбо и, чуть подумав, добавила: – Хотя Кедла не возражала.
– Важничает теперь. Совершенный, мое дитя сбилось с пути и, быть может, никогда не вернется к свету. Нам очень-очень нужна ваша помощь.
– Нынешние времена подвергают испытаниям веру каждого из нас, – ответил совершенный и постарался припомнить, сколько же Кедле лет.
Видимо, еще и восемнадцати нет. В таком возрасте человек склоняется к разным философским учениям.
Начали прибывать гости, и разговоры о семейных делах закончились. Среди местных мейсалян брата Свечку всегда очень любили.
В Каурене поздно ложились и за ужин садились не раньше десяти или одиннадцати. Вставали горожане с рассветом, но днем, в самые жаркие часы, отправлялись вздремнуть. Совершенного уже настигла усталость, а собравшиеся все еще оживленно беседовали.
На следующее утро пожаловал совсем другой гость. Пришел он рано, хотя и не на рассвете. Вот с какой скоростью разлетались по городу новости.
Еще полусонный, брат Свечка узрел перед собой Бикота Ходье, главного герольда герцога Тормонда. В такую раннюю пору совершенный не сразу вспомнил о хороших манерах.
– Ходье? Это вы? Я-то думал, вы погибли, сражаясь с войсками главнокомандующего. Вы же были с сэром Эарделеем Данном?
– Несомненно, на мою смерть кое-кто надеялся. А я, как обычно, их разочаровал. Герцог желает видеть вас в Метрелье. Пожалуйста, не расстраивайте его.
– Нет, не могу. – В том числе и из-за Тормонда Свечка не хотел заходить в Каурен.
– Вы проявите неуважение: здешних своих друзей навестили, а его не хотите.
– Знаю-знаю.
Да, Тормонд – его друг. Или был другом давным-давно, в их общей молодости. В некотором роде другом. А теперь Свечка и герцог – всего лишь двое усталых стариков.
Брат Свечка давно не бывал в крепости Метрелье.
– Вижу, тут кое-что улучшили.
– Дирецийцы, которые служат Изабет, весьма напористы, – пожал плечами Ходье. – Хотя здесь в основном подновили лишь ворота, остальное – только слегка. Им важно в первую очередь отстроить городские стены и ворота.
Брат Свечка заметил это, еще когда входил в Каурен, а кроме того, заметил караулы на улицах, состоящие как из местных солдат, так и из дирецийцев.
– Думаете, осады не миновать?
– Решение за королем Регардом. А значит, за его матерью. Король Питер сделает так, чтобы Каурен смог оказать сопротивление.
– Его воины, как я вижу, повсюду. Сколько их здесь?
– Меньше, чем хотелось бы многим, больше, чем хотелось бы друзьям патриарха.
– Значит, вы и сами не знаете.
– Умно, совершенный, но на этот вопрос ответа нет. У меня, во всяком случае. Может, принципат де Герв или граф Алпликово смогли бы ответить. В гарнизоне постоянно сменяются солдаты. А еще они не желают, чтобы шпионы что-нибудь разузнали. Дирецийцы явились сюда, чтобы научить наших людей защищаться. И в основном все учатся с охотой.
Член коллегии занимается в Каурене тем, что идет вразрез с интересами патриарха?
– Значит, после того разгрома, который устроил главнокомандующий, уцелевшие осознали, что делают что-то не так.
– Как пить дать, брат. Как пить дать. Подождите здесь, а я пойду узнаю, когда герцог сможет вас принять.
Брат Свечка остался в одной из тихих комнат Метрелье. Ему и раньше приходилось здесь ждать, и обычно перед аудиенцией у Тормонда кто-нибудь являлся обсудить со Свечкой дела с глазу на глаз.
В этот раз вышло иначе: Ходье не было целых полчаса, но за это время в тихую комнату никто не заглянул.
– Он готов, брат. Когда увидите его, поймете, почему пришлось ждать. Предупреждаю, он изменился, и притом к худшему.
К худшему? И еще жив?
– Простите, брат, не хотел сгущать краски. Но, повторяю, вы все поймете.
И Свечка понял. Почти. Совершенному еще больше захотелось впасть в отчаяние.
Великий Недотепа, Тормонд IV, последний из своего рода, ведь наследников у него не осталось, превратился в настоящую развалину. Герцог сидел в кресле на колесах, изо рта у него текла слюна, от него дурно пахло, и от слабости он не мог даже поднять упавшую на грудь голову. Застывшей позой Тормонд больше напоминал куклу, а не живого человека.
– На этот раз виноваты не колдовство и не яд, а старость и плохое здоровье, – пояснил Ходье.
Брат Свечка понял, что это прощальная встреча. Раздражение из-за того, что его притащили в Метрелье, улетучилось.
– Он отдал последние распоряжения? Хочет, чтобы свершили церковный обряд или консоламентум?
Консоламентумом называлось таинство, свершавшееся, когда умирал ищущий свет.
– Это же Великий Недотепа, таким он и остался во всем. Епископ Клейто, епископ Лекро и совершенный брат Непорочность – все трое стояли перед ним. Его светлость так и не выбрал ни одного из них.
Наверняка виноват в этом брат Непорочность, подумал брат Свечка. Он ничего не мог с собой поделать, но, когда речь заходила о брате Непорочность, тут же вспыхивал, будто кремнем ударяли по кресалу, и милосердие его покидало. А еще Свечка удивился, услышав о епископе Лекро. Когда-то тот был его другом, потом Лекро разоблачили, когда он медленно травил Тормонда по приказу Безупречного V. В награду его должны были возвысить, когда бротская церковь утвердится в Каурене.
Хотя на словах Брис Лекро поддерживал местных сторонников антипатриарха.
– Что герцог умеет – так это прощать, – сказал Бикот Ходье, заметив удивление Свечки. – Безупречный умер, патриаршее войско нам больше не угрожает, вот он всех и помиловал. Даже тех дворян, которые во время священного похода вели дела с главнокомандующим. Нам приходится за это расплачиваться: теперь эти изменники плетут козни с арнгендцами.
Брат Свечка опустился перед герцогом на колени. Суставы возмущенно заскрипели. Монах вгляделся в стоящего за креслом Тормонда брата-целителя: вроде бы он тот, за кого себя выдает, не больше и не меньше.
Совершенный подумал, что пособника Конгрегации непременно бы выдал взгляд.
Глаза у Тормонда блеснули. Его ясный рассудок был заперт в плену у немощного тела. Говорить герцог почти не мог.
Аудиенция проходила в зале, где брат Свечка уже не раз до этого встречался с Тормондом и его советниками. Герцог всегда спрашивал мнение совершенного по любому поводу, но никогда к нему не прислушивался. На этот раз в зале было промозгло, сыро, мрачно и пусто. Только Ходье, брат-целитель, герцог и совершенный. А ведь обычно тут собиралось человек двадцать-тридцать, все шумно спорили, в очагах ревело пламя.
– Если сложить наши годы, получится более двух веков, – заметил брат Свечка. – А вот священник еще совсем мальчишка.
