Внутри корабль оказался совсем иного размера, чем снаружи. Девятого Неизвестного это совсем не удивило. Пространству пришлось подчиниться воле Ночи.
Под главной палубой располагался грузовой трюм, его собственная палуба состояла из неплотно пригнанных досок, крепившихся к каркасу, а под ней размещался балласт и прятались киль и днище. Нижняя половина корабля напоминала большой пустой ящик, и ящик этот вонял, потому что из него слишком долго не откачивали воду.
Отодвинув крышку люка на главной палубе, волшебник осмотрел трюм и решил, что спуститься без особого риска можно только с носа или с кормовой надстройки. Фебруарену велели лезть вниз. Моры посоветовали воспользоваться именно кормовой надстройкой и спускаться через капитанскую каюту.
Капитанская каюта находилась на главной палубе, сразу за весьма жалким камбузом. Фебруарен обшарил его, но нашел только несколько ржавых ножей и такелажную свайку из черного дерева – видимо, чью-то памятную вещицу. Для инструмента она была слишком тяжелой.
Осмотрев камбуз, Фебруарен спустился по крутой лестнице. Моряки называют такие лестницы трапами. Внизу обнаружилась каюта для двух или трех офицеров, потолок был настолько низким, что даже невысокому человеку приходилось сгибаться в три погибели. Как же здесь мучились рослые моряки? Интересно, им хотя бы гамаки было где повесить?
Да и была ли вообще команда? Нужны ли богам матросы?
Через щели в трюм просачивался свет, но ничего интересного обнаружить внизу не удалось – только пыль и паутину, хотя самих пауков давным-давно переловили крысы и мыши, которые потом сбежали с корабля.
Как сказали моры, лезть нужно было еще ниже. Он спустился на следующую перекошенную палубу, где, наверное, хранили припасы. Потом еще ниже. Старик считал ступени, и по его расчетам выходило, что забрался он уже на пятнадцать футов ниже днища корабля. Трапы закончились. Здесь, как и в первом трюме, через щели в стенах и в грубо сколоченной дверце тоже просачивался изможденный древний свет. Эта дверца теоретически должна была открываться в грузовой трюм, но ведь это уже ниже, чем дно самой гавани.
Фебруарен потянул за подгнившую веревку, и она оторвалась. Зачем ее оставили здесь? Просто так? Или кого-то бросили в этом мире?
Он поддел дверцу самым тонким из найденных на камбузе ножей и поднял деревянную щеколду. Щеколда оказалась настолько хлипкой, что легко поддалась бы, вздумай он просто вышибить дверь.
За дверцей вместо очередного трюма его взору предстал летний горный луг, хотя солнца и не было видно. Справа и слева темнели поросшие негустым лесом холмы, за ними ввысь уходили фиолетово-серые вершины, еще более суровые, чем даже в Джагских горах. Почти на всех пиках белел снег.
Кловен Фебруарен наполовину высунулся из дверцы, все рассмотрел и вернулся обратно в трюм. Там он распахнул дверь как можно шире, заклинил ее украденным ножом, чтобы случайно не захлопнулась, потом отодрал плохо прибитую доску и положил так, чтобы ее конец торчал наружу. Только после этого волшебник шагнул в гномий мир сам.
Сняв заплечный мешок, он вытащил запасную рубашку и пришпилил ее к доске вторым, украденным ножом. Теперь грязная и мятая пожелтевшая тряпка болталась на конце доски, выходившей из не различимого глазом сгустка темноты. Захлопнись дверца, Фебруарен не нашел бы дороги назад, не зная нужной магии.
Волшебнику удалось разыскать несколько булыжников, и он бросил их сквозь портал, чтобы закрепить связь между мирами, а потом медленно поднялся на холм к высокому камню, похожему на одинокого стража.
С каждым шагом из мира чуть уходила серость. Окружающее омыло бледным цветом, цвет этот густел, но ярким, как до`ма, так и не стал. Когда старик, преодолев сотню ярдов, добрался до камня, пейзаж вокруг сделался пастельным.
Менгир покрывали гномьи руны – боги переняли руны у гномов, а потом передали людям, чтобы те могли записать свои молитвы. Кловен Фебруарен посмотрел на три руны, нарисованные на левой ладони, и отыскал три такие же на камне. Каждый символ он обвел указательным пальцем правой руки, одновременно медленно и осторожно проговаривая их имена.
Воздух засиял и содрогнулся, поток его обдал Девятого Неизвестного. Что-то закрутилось, и между камнем и волшебником возник старый, заросший и несказанно удивленный элен-кофер. Гном протер глаза и прищурился, снова протер глаза и прищурился. Он не желал верить в то, что видел.
– Надобны элен-коферы, – объявил Фебруарен на том языке, на котором разговаривал с морами.
Морской народец уверил его, что гномы поймут.
Хотя, если верить тому, что волшебник помнил из северных преданий, элен-коферы должны понять его, на каком бы языке он ни говорил.
Бородатый гном судорожно втянул воздух. Борода его, по всей видимости, начала расти еще до того, как первые люди изготовили свои первые орудия.
– Сын человеческий! – проскрежетал элен-кофер, в его устах это прозвучало хуже самого оскорбительного ругательства.
– Харулк Ветроходец пробудился и разгуливает на свободе. Срединный мир покрывается льдом. Надобны элен-коферы.
У древнего гнома вид был такой, будто бы кто-то лупит по нему невидимой лопатой.
– Пробуждаются и другие подобные Ветроходцу. И нет силы, способной удержать их.
– Прекрати! – приказал элен-кофер, но с таким акцентом, что Фебруарен едва его понял. – Больше… не… говори.
Девятый Неизвестный умолк и принялся прощупывать мир вокруг.
Обитель гномов была полна магии – точно как срединный мир в древности. Здешние Кладези силы, должно быть, просто-напросто выкипают, заливая все вокруг волшебством. Но волшебство это немного отличалось. Фебруарен хватался за него, но оно ускользало, словно ртуть, меж холодными негнущимися пальцами.
– Сын человеческий, перед тобой Корбан Железноглазый.
Разобрав слово «железноглазый», Фебруарен не сразу сообразил, что речь идет о Кор-бене Ярнейне Гьорсоне, сыне гномьего короля из северных сказаний. Он вроде как изготовил несколько магических колец, мечей и молотов для разных богов и героев.
Волшебник сдержался и не сказал Железноглазому, что тот старше, чем рассчитывал Фебруарен, хотя для своего возраста хорошо сохранился. В последнее время чувство юмора совсем оставило старика.
– А я Кловен Фебруарен, Девятый Неизвестный, член коллегии из Брота. Надобны элен-коферы.
Гном что-то проворчал: ему нужно было время подумать.
Фебруарена охватил страх. Дело обещало затянуться. Гномы не бессмертны, но живут с незапамятных времен, спешить они не умеют. Волшебник оглянулся. Проход в Обитель Богов еще был виден. Мир продолжал наливаться цветом, а может быть, просто глаза привыкали.
Корбан Железноглазый повернулся к менгиру, что-то сказал и медленно коснулся ладонями разных рун, называя их имена.
Реальность содрогнулась. Разразился беззвучный гром. Сверкнула темная молния. Все это еще продолжалось, когда подле гномьего принца появились древние старики-элен-коферы, включая и самого Гьора. Все молча пялились на незваного гостя.
