Хект притворялся легкомысленным и веселым, но ему не хотелось лезть в бесконечные политические интриги, которые плетутся в любом средоточии власти. Он устал. В пути отряд почти не подвергался опасности, но после перехода через горы Пайперу хотелось одного – куда-нибудь исчезнуть и передохнуть.
На перевале царила холодная погода – старожилы не помнили, чтоб в это время года тут было так холодно. И хоть Ночь и не проявила к отряду интереса, кто-то непрестанно насылал на них мелкие омерзительные Орудия, чтобы отравить Хекту жизнь. Видимо, в надежде, что Пайпер повернет назад.
И Герис помочь не смогла.
Не успел Хект заехать в резиденцию Баярда ва Стил-Паттера и снять сапоги, как тут же стали приходить приглашения и прошения.
– Вы здесь уже неделю сидите и успели отдохнуть и разведать ситуацию, – сказал Пайпер Ривадемару Вирконделету. – Вот и будете этой гадостью заниматься. Всем, кто захочет аудиенции, говорите: пусть просят через императрицу. Я ей служу. Если сама императрица захочет аудиенции, скажите – я болен.
И здесь Хект в общем-то не врал.
– Императрица не захочет, командир. Разъезжает где-то в глуши со своим кортежем. Тут так принято. Показывается людям, чтоб те поверили, что она существует. За их, разумеется, счет. Я слышал, начало этой традиции положил Йоханнес – хотел сэкономить на расходах на содержание свиты. Как бы то ни было, у нас есть еще несколько недель, пока все не закрутилось.
– Хорошо. Просто прекрасно. Может, успею оправиться.
Болеть Хекту не нравилось. Он и не помнил, когда в последний раз болел.
Титус ему напомнил, когда через три дня выздоровевший, но еще слабый Пайпер поднялся с кровати. Титус все проверил в своих путевых журналах. Но какая разница: люди имеют обыкновение забывать о прошлых неприятностях.
– Что у нас по расписанию? – поинтересовался Хект.
– Пока вы отдыхали, командир, много всего скопилось. Теперь, когда вы здесь, все хотят урвать кусочек. Только этих всех – раз-два и обчелся.
– Что?
– Почти все хоть сколько-нибудь значимые вельможи уехали с императрицей. Старший ва Стил-Паттер до сих пор не прискакал сюда, чтобы досаждать нам, только потому, что его одолела подагра и ему не встать с постели.
– Значит, опять. Просто прекрасно. Пусть каждый из вас побольше разузнает об этом городе, пока есть такая возможность. А я пошел обратно в кровать.
18
Мыс Тондур, Андорегия
Вдоль берегов Андорегии дул на юго-запад сверхъестественный ветер. Зародившаяся в море магическая сила до берега почти не долетала. Там, вдоль границы вечной мерзлоты, рыскали десятки Орудий Ночи, алкавших этой силы. Они охотились на другие Орудия или прятались от них.
Отвлечься хоть на мгновение могли позволить себе только самые могучие создания, остальных тут же пожирали.
Самая страшная участь ожидала тех, кто попадался огромной белой жабе, взгромоздившейся на верхушку ледяного мыса, который уходил вглубь моря на многие мили. Мыс этот каждый день с треском вырастал еще на ярд или два в длину и на несколько футов в высоту, или даже больше, если Ветроходцу удавалось поймать порыв ветра с крупицами силы или ухватить молниеносным языком оголодавшее Орудие, что подобралось слишком близко.
Вначале Ветроходца сопровождали поклонявшиеся ему люди, но почти все они погибли от холода и голода. Вокруг жабы лежали их замерзшие останки. Люди эти походили на ситтов – жителей крайнего севера из древнейших времен.
Но не все Посланцы Ветроходца сложили головы рядом со своим божеством. Одному семейству удалось воспользоваться тем, что Харулк отвлекся, и они сбежали в пролив Ормо на лодчонке, которую нашли во льдах. Беглецы были первыми Посланцами, кому удалось выскользнуть из-под власти безумного бога. Сила его оказалась небезграничной, а вниманием крепко-накрепко что-то завладело.
В божественном сознании Харулка Ветроходца осталось место только для голода – он жаждал вкусить силы, жаждал отомстить подлым младшим божествам, которые пленили богов из его собственного поколения.
Мимо торопливо струилось время срединного мира. Тех, кто уже столкнулся с Ветроходцем в иных краях, его теперешнее отсутствие только радовало.
Харулк сидел на кончике мыса, в пятистах футах над ледяной сине-фиолетовой водой Андорежского моря. От входа в Обитель Богов его теперь отделяло всего несколько миль. Он видел этот вход. Вода там выглядела чуть иначе. Харулк видел вход, но не мог до него добраться. У могучего и темного божества почти не осталось силы, и собрать больше не удавалось. Быть может, он не успеет добраться вовремя и помешать возвращению своих заклятых врагов.
Способен ли бог изведать отчаяние? Особенно тот, которому ведомо, каково это – тысячелетиями томиться в плену?
Может, и не способен. Но нечто весьма похожее на отчаяние, несомненно, крепло внутри Харулка, принося с собой понимание: у Орудий Ночи нет чувства времени, так необходимого недолговечным смертным, придававшим богам форму.
Харулка никто не прикрывал со спины – разве что ужас, который испытывали перед ним остальные. Среди замерзших насмерть Посланцев, оставшихся теперь далеко позади, лежало и несколько Крепночь-Избранников. Им тоже не хватило сил пережить ледяные мечтания измыслившего их божества.
Позади огромной белой жабы из ниоткуда появилось и спустя мгновение снова исчезло нечто. Еще дюжину раз промелькнуло за спиной назойливое присутствие, пока наконец холодный и голодный бог не осознал: там, вне поля его зрения, усердствует не Орудие Ночи.
Харулк Ветроходец начал поворачиваться и изменяться.
Громыхнул гром – резко и деловито.
Тысячи невидимых игл из железа и серебра молниеносно впились в плоть божества, проникая все глубже. Таких мучений Ветроходцу испытывать еще не доводилось. Он буквально лишился разума.
Харулк по-прежнему менялся, рос, становился похожим на человека. Боль усиливалась. Иглы, как оказалось, были снабжены шипами и от движения все глубже впивались в божественную плоть. Пока бог не вытащит их или не впитает, иглы будут ранить его и истощать последние скудные силы Харулка.
Вразнобой загрохотали взрывы, и дюжина бочек с огненным порошком обрушила свою мощь – на этот раз не на Ветроходца, а на льды, на которых он разворачивал свою тушу.
Бог холода дернулся, от одной точки взрыва до другой через мыс зигзагом пробежала с востока на запад трещина. Лед заскрипел и загрохотал.
Ветроходец яростно взревел – так громко, что его гневный вскрик разлетелся на тысячу миль. Он видел. Он понимал. Он начал принимать другую форму – подобие ангела с огромными белыми крыльями. Но Харулк был созданием трескучих холодов и не мог меняться быстро. Бог не успел.
Кончик мыса обрушился в море, а вслед за ним обрушился и Ветроходец – прямо в ядовитую сине-фиолетовую воду. Кроме мучительной боли, терзавшей темного бога изнутри, теперь его жгла еще и боль снаружи.
