– Ваша уверенность основывается исключительно на сообщениях осведомителей?
– Не только, – возразил архонт. – Ведь Реквин их до сих пор не убил.
– Ваша правда.
– Я твердо верю, что они все исполнят как полагается, – сказал Страгос. – Вот увидите, со временем новизна впечатлений сгладит их обиду и они с удовольствием примутся за дело. А то, что они проделывают с удовольствием… Знаете, я совершенно уверен, что они добьются успеха. Если выживут, конечно. Как бы то ни было, а выбирать мне не из кого.
– Значит, я могу доложить своим работодателям, что ваш замысел начали приводить в исполнение?
– Да, пожалуй. От своего слова я не отступлюсь. – Страгос окинул взглядом хрупкую женскую фигуру, полускрытую тенями, и вздохнул. – Сообщите им, что через месяц мы всерьез приступим к делу. Надеюсь, они хорошо представляют себе, чем это грозит.
– Этого никто не представляет, – сказала Меррена. – Начнется такая резня, какой вот уж двести лет не было. Нам остается только надеяться, что основной удар примут на себя другие. А теперь, архонт, позвольте с вами расстаться – мне нужно срочные донесения составлять.
– Да-да, конечно, – сказал Страгос. – Передайте вашим господам мои наилучшие пожелания. Я молю всех богов о нашем общем… благоденствии.
Последняя реминисценция
Дай дураку веревку
1
– …И отсюда, из этого прелестного уголка, мы ринемся навстречу смерти, – сказал Локк.
Прошло полгода с его возвращения из Салон-Корбо; четыре изящных кресла покоились в надежно запертой кладовой гостиного двора «Вилла Кандесса». На исходе зимы грянули веррарские холода – пот прошибал только после долгой усердной разминки.
Примерно в часе быстрой езды на север от Тал-Веррара, за полями у деревеньки Во-Сармара, начинались заросли ведьмина дерева и янтернии, а за ними серой раной зияло широкое ущелье. Локк и Жан стояли на жухлой траве у обрыва и задумчиво рассматривали отвесную стофутовую стену и россыпь гравия под ней.
– Я так и знал, что чаще надо было упражняться в скалолазании, – сказал Жан, выпутываясь из веревки, наискосок – с правого плеча до левого бедра – обвивавшей его торс. – Но в последнее время все как-то случая не представлялось.
– Ага, в Каморре мы все больше вперехват карабкались – что вниз, что вверх, – поддакнул Локк. – Не помню, ты с нами был, когда мы на башню в имении госпожи де Марры решили залезть? Лет пять или шесть назад? Нас с Кало и Галдо голуби тогда чуть до смерти не заклевали.
– Был, конечно! Вы на башню полезли, а меня во дворе оставили караулить. И голубей помню – я тогда со смеху едва не обоссался.
– А нам наверху не до смеха было. Знаешь, какие у них клювы острые!
– Смерть от тысячи клевков… – ухмыльнулся Жан. – О вашей жуткой участи сложили бы легенды, а я бы написал огромный труд о каморрских голубях-людоедах, и меня бы приняли в Теринский коллегий. С большим почетом. Мы с Клопом поставили бы братьям Санца памятник с мемориальной доской, как полагается.
– А мне?
– Ну, про тебя тоже бы упомянули. Мелкими буковками. Если бы на доске место осталось.
– Дай веревку, а то живо узнаешь, сколько до края обрыва места осталось, – пригрозил Локк.
С бухтой плетеной веревки из полушелка (много легче, прочнее и гораздо дороже обычной пеньковой) он отошел футов на тридцать от обрыва, отыскал на лесной опушке старое ведьмино дерево, туго обмотал веревку вокруг толстого – шире Жановых плеч – ствола и задумчиво уставился на распущенный конец, вспоминая, как вязать узлы.
Наконец, разглядывая унылую панораму окрестностей, он неуверенно зашевелил пальцами. С северо-востока дул холодный ветер, небо затянуло туманным бельмом. Карета, в которой приехали приятели, стояла в трехстах ярдах от ущелья, у дальней опушки леса, – Локк с Жаном вручили кучеру глиняный кувшин пива и плетеную корзинку с закусками, приготовленными поваром гостиного двора, и пообещали вернуться через пару часов.
– Жан, якорный узел так вяжут? – спросил Локк.
– Кажется, так. – Жан кивнул, взвесил на ладони узел, закрепивший веревочную петлю вокруг ствола, и для верности добавил к рабочему концу веревки еще один узел внахлест. – Вот, теперь порядок.
Они с Локком обмотали ствол еще тремя веревками и закрепили их якорными узлами, украсив ведьмино дерево гирляндами полушелка. Отложив запасные веревки, приятели скинули длинные камзолы и жилеты, под которыми оказались тяжелые кожаные пояса с железными кольцами.
Пояса несколько отличались от воровских обвязок, высоко ценимых каморрскими грабителями, поскольку были изготовлены для моряков, – среди владельцев торговых кораблей были и те, кто заботился о безопасности команды. Локку и Жану пояса достались по дешевке, избавив от необходимости обращаться за обвязками к веррарским умельцам, которые, несомненно, хорошо запомнили бы необычный заказ. Реквину об этом знать не стоило – до поры до времени.
– Так, все. Вот твоя восьмерка. – Жан передал Локку тяжелое спусковое устройство – два железных кольца, одно меньше другого, скрепленные толстой полосой посредине, – а вторую восьмерку оставил себе; пару недель назад их выковал по его просьбе кузнец с полуострова Истрия. – Давай сначала твои веревки закрепим, и основную и страховочную.
Локк прикрепил восьмерку к кольцу на поясе, протянул через нее одну из прикрепленных к дереву веревок и отбросил рабочий конец к обрыву; вторую, страховочную веревку туго закрепили в кольце на противоположном боку. Каморрские воры часто работали «нагишом», без страховочной веревки, на случай обрыва основной, но сегодня Жан с Локком решили обойтись без острых ощущений.
Спустя несколько минут закрепили и веревки на поясе Жана. Теперь каждый из приятелей был привязан к дереву двумя веревками, как марионетка. Одеты каморрские воры были легко – рубашки, штаны, походные сапоги и кожаные перчатки; вдобавок Жан водрузил на нос очки.
– Похоже, сегодня отличный день для спуска, – сказал он. – Давай, проси благословения, прежде чем проститься с твердой землей.
– О Многохитрый Страж! – начал Локк. – Люди глупы. Спаси и обереги нас, дураков, от самих себя. А если не выйдет, то пусть все случится быстро и безболезненно.
– Отлично сказано… – Жан вздохнул полной грудью. – Ну что, сигаем на счет три?
– Ага.
Бухты основных веревок, сброшенные с обрыва, с тихим шелестом развернулись в воздухе.
– Раз, – сказал Локк.
– Два, – сказал Жан.
– Три! – выкрикнули они в один голос и, подбежав к краю обрыва, с гиканьем прыгнули в ущелье.
На мгновение Локку померещилось, что его желудок и туманное серое небо кувыркнулись одновременно. Веревка натянулась, и стена ущелья стремительно – пожалуй, слишком стремительно – двинулась на Локка. Он маятником качнулся вперед, согнув ноги в коленях, чтобы погасить силу удара, – этот прием он накрепко затвердил еще в детстве, – и влетел в стену ущелья футах в восьми над краем обрыва. Жан с глухим стуком ткнулся в камень на два фута ниже, чем приятель.
