Он пытался мне сказать, что теперь я не одна.
Но могла ли я сделать то же самое? Могла ли я, со своей стороны, обеспечить его безопасность?
Потом я услышала его тихий, но сильный голос:
– Вы уверены, моя госпожа?
Он предлагал мне выбор. Если я скажу ему «нет», он уедет. Никакие речи папочки не остановят его. Он готов был заключить этот брак, только если я – именно я сама – желаю этого. Речь не шла о семейных союзах или политической целесообразности. Речь шла о нас – о нем и обо мне. И я испытала облегчение, потому что знала: он никогда не позволит завлечь себя во что-то, к чему не вполне готов.
– Если уверены вы, – прошептала я.
Он улыбнулся:
– Я был уверен с самого первого мгновения, как увидел вас.
Церемония вышла простой. Под взглядом меланхолических Боттичеллиевых ангелов со стен испанский капитан папской гвардии Хуан Сервиллон держал над нашими головами символический меч, а мы повторяли обет, связывающий нас узами брака.
Мы прослушали мессу, а потом все устремились в зал на свадебную трапезу. И все это время я чувствовала себя как во сне, который вот-вот закончится. Я поглядывала на профиль Альфонсо, на его сильный, чуть кривоватый нос, словно высеченный из камня подбородок, рыжеватые волосы, ниспадающие на плечи, которые распирали дублет. Потом я вспомнила, как думала, что обнаженным он будет выглядеть лучше, и вдруг поняла, что вскоре у меня будет возможность убедиться в этом. Мои щеки вспыхнули, и, вероятно, я непроизвольно сжала его руку: он повернул ко мне голову и подмигнул.
Мы переместились в заполненный зал, где на козлах стояли покрытые скатертями столы, украшенные, словно рогами, венками из подсолнечников. Меня оглушил гул разговоров и стук подошв по полу, и, только поднявшись на возвышение, различила я повышенные голоса, доносящиеся с другого конца зала.
Я посмотрела в ту сторону, и у меня скрутило живот: там Санча у двери спорила с Чезаре.
– Хватит! – прорычал мой брат так громко, что услышали и мы. – Я не допущу скандала на свадьбе моей сестры.
– А как насчет нас? – возразила Санча. Рядом с ней сжался от страха Джоффре. – Ты мне обещал. Ты сказал, что мы…
Чезаре схватил ее запястье:
– Я сказал – хватит!
Теперь уже все замолчали и смотрели на них.
– Сейчас не время и не место. Мы обсудим это позднее.
Альфонсо рядом со мной напрягся. Санча задрала подбородок и добавила еще громче:
– Я так не думаю. Едва ли нам еще придется разговаривать.
Она направилась к своему столу, за ней поспешили ее дамы. Джоффре бросил горестный взгляд на Чезаре и побрел за женой.
С отвращением на лице Чезаре вернулся на свое место на возвышении рядом с отцом.
– Что там произошло? – спросил Альфонсо.
Я настороженно посмотрела на него. Неужели он и в самом деле ничего не знает о том, как Санча и Чезаре шалили при его дворе?
Он улыбнулся:
– Что бы это ни было, виновата, без сомнений, Санча. Боюсь, моя сестра всегда отличалась сложным характером. Наверное, спровоцировала моего господина Чезаре сверх всякой меры, что она способна сделать с любым мужчиной, если он не святой и не ее брат.
– Язык у нее, может, и острый, – неожиданно для себя возразила я, – но в данном случае она не виновата.
Я проверяла его готовность признать, что он знает запутанную историю отношений Чезаре и Санчи.
– Может быть, – только произнес он и подал знак слуге налить вина. – Но какова бы ни была причина, наш дед слишком избаловал ее. Он нередко говорил, что ей на самом деле нужна хорошая порка, чтобы она знала свое место, но я не помню, чтобы он хоть раз ее выпорол.
– Ни одну женщину, каким бы острым ни был у нее язык, нельзя пороть, – возразила я, но когда потянулась за кубком, рука у меня дрожала, потому что меня ослепило видение: Джованни прижимает нож к моему горлу, заталкивая меня в кровать.
Потом я почувствовала, как Альфонсо под столом прикоснулся к моей ноге.
– Простите меня, – пробормотал он. – Я только хотел сказать, что Санча любого может вывести из себя.
– Она ваша сестра, мой господин. Как бы она себя ни вела, вы обязаны ее уважать.
– Да. – Он торжественно кивнул. – И я ее уважаю. Мое замечание было неуместно. – Он чуть улыбнулся, и бронзовые морщинки у его глаз стали еще заметнее. – Господь помоги тому, кто осмелится поднять руку на мою сестру.
Я неловко рассмеялась:
– Вот почему я ею восхищаюсь.
Подавали жареное мясо, птицу в соусе и громадные блюда с засахаренными фруктами. Ненавязчиво играла музыка. Однако более половины этих сказочных кулинарных творений, шествующих мимо нас, были так насыщены золотом, что мне пришлось остановить Альфонсо, когда он хотел подозвать слугу с подносом.
– Почему? – Он наморщил лоб.
– Эти краски ядовиты. Эти блюда – только для красоты. Как-то один гость на свадьбе у Орсини съел все, что ему подали, и умер. Его слуги тоже чуть не перебили друг друга в драке над его телом, наполненным драгоценными металлами. – (Альфонсо нахмурился еще сильнее.) – У вас в Неаполе разве не подают разукрашенные блюда?
Он отрицательно покачал головой, словно в недоумении, но потом вдруг разразился смехом – таким громким и несдержанным, что напомнил мне Санчу.
– Что вас так развеселило?
– Разукрашенные блюда, которые к тому же ядовиты! Как остроумно!
– Вы находите это остроумным? – настороженно спросила я.
Он наклонился ко мне:
– Вы наверняка слышали разговоры о том, что Борджиа приглашают на обед врагов и тайком подсыпают им в тарелки яд. Теперь мы можем опровергнуть слухи. На самом деле яд на виду.
Я в ужасе посмотрела на него.
Его веселое выражение исчезло.
– Это была всего лишь шутка, – поспешно сказал он. – Я никогда не верил…
– Надеюсь. – Я прижалась к спинке стула.
Мое неудовольствие настолько бросалось в глаза, что боковым зрением я увидела, как папочка нахмурился на своем возвышении.
– Я никогда не обращаю внимания на слухи, мой господин, – холодно добавила я. – И не допущу клеветы в адрес моей семьи.
А сама подумала: иной раз моя семья заслуживает того, что о ней говорят.
Он отхлебнул вина:
– Да, с моей стороны это было совершенно бессердечно. Может показаться, что я хочу испортить день нашей свадьбы.
Чувствуя его неловкость, я оттаяла. От Санчи я знала, что неаполитанцы более беззаботны, меньше блюдут условности, принятые в Риме. Альфонсо пытался придумать такую тему для разговора, какая никого не заденет. Мне стало ясно: пусть он и воспитывался при дворе, где тоже любили строить козни, и, безусловно, понимал, на что способны другие, его это не испортило.
