Как-то утром сиделка позвонила и сообщила, что нашла Михаил Александровича на полу возле кровати. И тут же быстро добавила: в сознании, дышит и даже говорит. «Скорая» уже тут, но ее подопечный отказывается от госпитализации и срочно хочет повидать внука. Клава удивилась, при чем тут внук, но, недолго думая, собралась и поехала с двумя Михаилами на дачу. Все выходные они провели там. Состояние Михаила Александровича ухудшалось с каждым часом. Он умирал.
Миша Третий вернулся в Москву с тяжелым сердцем. Он бы ни за что не уехал, но утром в понедельник должен был сдавать выпускной по математике. Врачи предупредили: смерть может наступить в любой момент. Прощаясь, дед передал ему пакет. Миша бегло просмотрел содержимое – там были письма на английском языке от некой семьи графов Граве, живущих в Канаде, и нотариально заверенные документы о наследстве на имя внука: Михаила Михайловича Степанова, 1972 года рождения. Миша не вникал в суть всех этих бумаг. В голове крутились невнятные слова деда, которые с трудом расслышал: «книга», «стекло», «полка», а может, и «елка». Бредил дед, что ли? Ему казалось, все это происходит не с ним. Ругал себя, что не остался хотя бы на ночь, мог бы уехать первой электричкой, но в Москве его ждала Ася, трясшаяся как заяц перед математикой. Они договорились готовиться вместе.
О том, что дед умер, Миша узнал ближе к вечеру следующего дня. Клава специально не звонила, дожидаясь окончания экзамена. Как оказалось, деда не стало ночью, но она решила не волновать сына в такой ответственный момент.
Услышав в трубке Асины рыдания, Клава в очередной раз психанула:
– Да что же это такое! Прямо некуда от нее деться! Ясное дело, что она рыдает. Еще бы! Знает, что дед мечтал их поженить. Ладно, пусть порыдают на пару, легче будет.
Сейчас ее волновало другое – куда делся муж? Ночью, закрыв глаза свекру и вызвав «скорую», она растолкала спящего Мишу. Тот поплелся в комнату отца. Клава прилегла – за эти два дня она ужасно устала и у нее не было сил идти проверять, не умыкнул ли стервец-муженек с дедовой тумбочки бутылку с медицинским спиртом. Когда тело увезли, она и вовсе заснула как убитая.
Наутро муж не объявился. Бутылки со спиртом тоже не было. За окном лило как из ведра, начиналась майская гроза. И где его черти носят в такую погоду? Клава зашла к соседям, сообщила о смерти Михаила Александровича и спросила, не попадался ли им на глаза ее благоверный, но Михаила никто не видел. Она оставила на столе записку, чтобы Миша срочно ехал в Москву помогать с похоронами, но тот не появился в Москве ни на второй, ни на третий день. Такое с ним случалось не впервой, но сейчас искать его по вытрезвителям и дружкам не было ни сил, ни времени.
Решили, что деда будут хоронить, как и положено, на третий день. Миша на похороны не пришел, и это уже было подозрительно. Клава заявила в милицию, но поиски ничего не дали.
После похорон Клава вместе с сыном и Асей носилась по больницам и моргам, звонила Мишкиным друзьям-алкашам, но муж как сквозь землю провалился.
Только спустя неделю соседи по даче оповестили, что из сарая на участке Степановых доносится жуткий запах. Там и нашли Мишу – почерневшего, распухшего. Он лежал на полу в засохшей крови. Левая ступня располосована, пальцы болтались на тонкой полоске кожи. Вскрытие показало, что умер он от кровопотери. Никто не мог понять, почему он разрубил себе ногу тяпкой. Если бы Миша мог говорить, то поведал бы странную, почти нереальную историю, которая случилась с ним в ту самую ночь, когда умер его отец.
После того самого разговора с женой Миша старался вспомнить все, что связано с книгой. Книгу-то он помнил очень хорошо, как и то, что хотел ее уничтожить, а вот почему хотел – не знал. Иногда казалось, кто-то назойливо жужжит ему в ухо: «Сейчас же жги, режь!» Потом книга куда-то пропала, а куда именно – его не интересовало. Случайно подслушав разговор деда с внуком, он понял, что книга где-то рядом. В памяти всплыло, как однажды мама взяла лопату и пошла к елке, а потом принесла сверток с книгой. Может, в книге и вправду спрятаны деньги и фамильные ценности, иначе с чего ее закапывать?
Миша решил: пока Клавка не разузнала у сына, о чем ему говорил дед, надо книгу найти. Его проспиртованные мозги шевелились медленно и плохо. Думал только: надо спешить. Ночью вытащил из сарая тяпку. Почему копать нужно именно тяпкой, он не мог объяснить, просто это было первое, что попалось под руку. Елка на их участке была одна. С детских лет помнил перекопанную землю под ней. Сейчас земля утрамбовалась, и тяпка ее не брала. Он стукнул один раз, другой. И тут его отбросило в сторону, как если бы он на электрический провод напоролся. Долбануло будь здоров как, аж руки задрожали. Он оступился на кирпиче, но все же еще раз замахнулся со всей силы. Тяпка вонзилась в ногу. Старый кед был пробит вместе со ступней, ступня оказалась пригвожденной к земле. Боль была адской. Рванув тяпку, Миша почувствовал, как полилась кровь. Теряя сознание от боли, он упал на землю и нащупал в штанах бутылку со спиртом. Вытащив зубами пробку, хлебнул из горлышка и немного пришел в себя. Он хотел снять кед, но не смог. Опираясь на тяпку, встал и поковылял к сарайчику – там у него была заначка. Спирту в бутылке было немного, граммов двести, зато чистого, медицинского. Боль отпустила. Миша ползком добрался до ящика с дачным скарбом и нашарил там поллитровку. Забился в угол между старым шкафом и ящиком, выдул и ее. Потом укрылся ветхим одеялом, которым на зиму укутывали кусты роз, и заснул. Он даже не заметил, как умер.
Глава одиннадцатая
После похорон свекра, а потом и мужа Клава почувствовала удивительное облегчение. Она рыдала на людях, носила траур, но душа ее отдыхала. Уже не надо было изводить себя постоянными волнениями и заботами о больном свекре и алкоголике-муже. Последнее время носилась ведь как заведенная: дом – дача, дача – дом. Оттого и Миша запил еще больше. Он допивался до «белочки», бузил, пропадал, тащил из дому все что мог, отравляя жизнь ей и сыну.
Если бы не эта тяпка, думала она, то я бы первой в ящик сыграла. И с чего это его понесло ночью землю окучивать? – спрашивала себя Клава и сама же отвечала: «Ясно с чего – с бодуна».
Миша тоже пытался восстановить картину несчастного случая. Причиной всего, конечно, была водка, но тем не менее многое казалось странным. Тело с перебитой ступней нашли в сарае. Рядом лежала тяпка, но дощатый пол в сарае не поврежден. Первая версия следствия была такой: пострадавший, вероятно, спрятал в сарае заначку, пытался отогнуть доски тяпкой, но ударил себя по ноге – пьяный же был. Удар оказался роковым. Следствие закрыли, вынеся заключение, что смерть наступила в результате несчастного случая. Но пару дней спустя после того, как сарай осмотрела милиция, Миша нашел на внешней стороне двери следы крови. Выходит, отец вошел в сарай, уже истекая кровью, но нигде в саду следов не нашлось – все смыла майская гроза, разыгравшаяся в ту злополучную ночь.
Спустя еще несколько дней, Клава пристала к сыну с расспросами о книге. Она перерыла все в квартире и на даче. Была уверена: книга – это тайник, в котором спрятаны дедовы деньги и фамильные ценности. Может, Миша знает что? Услышав в ответ, что сын не в курсе, погрозила ему пальцем и предупредила: «Смотри у меня!», но Миша действительно ничего не знал. Дед когда-то рассказывал ему о книге, которая стала причиной бабушкиной болезни и смерти, но подробности он опустил. А дедовы предсмертные слова постепенно выветрились из головы.
