– Ася, ты меня пугаешь. Даже если мы бы нашли под елкой какую-то книжку, это ничего не значит. Ты уж очень близко к сердцу приняла слова докторши. Я боюсь одного: если твоя мечта о ребенке не исполнится, ты у меня окончательно скиснешь.
Ася молча взяла его руку и приложила к своей груди:
– Чувствуешь, как оно дрожит? Проснулось, как только приземлились, а теперь просто бешеное, но все холоднее и холоднее, как лед.
– Ничего не чувствую. А сердечко твое колотится, это точно. Успокойся, ладно? Обещаю, что поговорю с ним. Денег захочет – дам. Скорее всего, когда елку выкорчевывали, именно он книгу нашел, если она вообще там была.
Тем временем Афанасий разжег печь, чтобы согреть дом. Стол накрыли на веранде – там было светлей и уютнее. Афанасий подложил под входную дверь колышек, чтобы тепло от печки шло к ним, неся с собой волну летних ароматов: по углам были развешаны душистые пучки лаванды, чабреца, ромашки и мяты. Прогревшись, дом наполнился пряным духом, ожил, разомлел. На столе гудел электрический самовар, румянились плюшки, прозрачным янтарем с гранатовыми каплями светилось Клавино варенье из яблок и клюквы, Мишино любимое. Чай получился необыкновенно вкусным. Много лет назад дед Михаил вырыл на участке артезианскую скважину, и за водой, какой-то особенно мягкой, к ним частенько приходили соседи.
– Народ, у меня, кажется, кислородное отравление, просто засыпаю, – зевнул Миша после третьей чашки чаю.
– И то правда, соснуть вам не мешает. У вас в Канаде сейчас ночь давно. Ну-ка, марш спать, – скомандовала Клава. – Ваша комната так и стоит нетронутой, а в угловой, где дедов кабинет был, теперь Володя обитает. Вот закончит пристройку и туда переберется.
– Ты решила его усыновить? – язвительно поинтересовался Миша. – Если хочешь знать мое мнение, то я против.
– Я так и знала, что он тебе не понравится. А если хочешь знать, Володя – хороший человек, заботливый, православный. В храм по воскресеньям ходит, почти не пьет, не курит, книжки религиозные читает. Сказал, что, может, даже пойдет на священника учиться, а ты сразу в штыки. Афанасий, ну скажи, я ж не вру…
Афанасий кивнул и хлебнул чайку. Миша подумал и вдруг неожиданно ляпнул:
– А ваш «святой» книжечку, которую под елкой нашел, небось прикарманил. Не в курсе?
Клава и Афанасий переглянулись.
– Ты про ту тетрадку, что под елкой в ящике лежала? – спросил Афанасий. – Так она у меня где-то валяется. Там записи какие-то мудреные. Мы с Володей читали, ничего не поняли, там про знаки какие-то, буквы… Похоже, бабка твоя, Анастасия, писала. Она же умом тронулась. Ну, сам знаешь – с обрыва прыгнула. Так вот, это вроде как дневник ее, только путаный какой-то. А книги никакой не было, только эту тетрадку Володя нашел.
– А ты там был, когда он ящик откопал?
– Нет, а чего бы он стал книгу прятать? Что в ней такого?
Клава встряла в разговор, стараясь найти оправдание Володе и закрыть тему:
– Твой отец тоже все какую-то книгу искал. Подслушал, как дед с тобой говорил перед смертью, да и пошел ночью копать. Это я только потом поняла. Как всегда, нажрался и ногу себе разрубил. А что оказалось? Вместо книги – тетрадка дурацкая. Вот и вся история.
Миша посмотрел на Асю – ее невидящий взгляд был устремлен куда-то поверх голов, лицо вытянулось, под глазами залегли темные тени. Ему стало невыносимо жаль жену.
– Так, а давайте-ка еще раз вспомним, как все было. Октябрь прошлого года, так? Я позвонил тебе, мама, и сказал, что мы приняли решение вернуться. Дальше? Где вы были в это время? Случайно, не на даче?
– Точно, на даче, – удивился Мишкиной прозорливости Афанасий и добавил: – Только я один, без Клавдии. Мы с Володькой и его другом Серегой решили наш старый сарайчик снести: крыша обвалилась, всё думали, как бы новый соорудить. На том месте, где старый стоял, считай, оползень из-за артезианской скважины, а больше ставить негде. Тут елка эта поперек дороги – пол-участка заняла. Ходим, думаем, меряем, а тут вдруг Клавдия звонит и прямо рыдает в трубку от счастья.
– Ты, конечно, сразу об этом рассвистел Вовику.
– Конечно, ну как же? Он же рядом был. Мы и выпили на радостях по чуть-чуть.
– А потом ты уехал, и ночью загорелась елка.
– Да. Гроза была страшная, совсем как летом. Октябрь стоял сухой, теплый, и тут на тебе…
– Не верю. Какая молния? Кто видел? Ваш «квартирант» сам эту елку поджег. Сообразил, что в одном доме не уживемся, а он тут вроде охранника и садовода и еще бог знает чего. Подумал, можно соорудить типа служебного помещения, а где поставить? Только на месте елки, больше негде. Да и вы были бы рады от нее избавиться, он это понял. Все правильно. Потом, когда пришлось что-то делать со сгоревшей елкой, копнул землю, чтобы пень выкорчевать, и наткнулся на ящик. Странно, что он вообще об этом рассказал, тетрадку передал. Мог бы и промолчать.
– Так он же не один копал, попробуй такую махину сам спилить и пень толстенный вытянуть. Сначала ему Серега помогал, но куда там… Пришлось бригаду нанять из лесхоза, денег угрохали, – с обидой сказала Клава. – Ребята видели ящик этот, рассказали, что не открывался поначалу, а Володя с Серегой его в дом понесли, там мудрили что-то с замком. Когда открыли, оттуда эту тетрадку и достали.
– То есть, когда вскрывали, никого из вас рядом не было? Что и требовалось доказать. Заныкал ваш «квартирант» книгу, как пить дать. Афанасий, можешь принести тетрадку с бабушкиными записями? Не выбросил? Нам с Асей это очень важно, а про книгу я сам с вашим Вовиком потолкую.
Афанасий задумался, кряхтя поднялся и ушел в глубь дома. Клава всем видом выражала недовольство: поджав губы, принесла тряпку и стала протирать стол, бухтела, что лучше бы шли спать, а не ерундой занимались.
К счастью, Афанасий появился неожиданно быстро. В руках – голубенькая школьная тетрадка, вся в желто-серых пятнах плесени, казалось, вот-вот распадется. Ася ойкнула и схватилась за грудь. Отдышавшись, перекрестилась и стала повторять как заведенная: «Господи, помилуй…» Клава с удивлением уставилась на невестку и на всякий случай тоже перекрестилась, сплюнув через левое плечо. Миша обнял жену, что-то шепнул ей на ухо, она тихо ответила: «Стило жжет…», но ни Клава, ни Афанасий ничего не поняли.
Тетрадку ребята унесли в свою комнату. Дремоту как рукой сняло, но они решили лечь и согреться под одеялом. В кровати открыли тетрадку.
– Знаешь, – призналась Ася, – доктор Гановски показывала мне фотографию своего деда, профессора Вяземского, в окружении учеников. На этой фотографии была Анастасия, твоя бабушка. Ты похож на нее: та же улыбка, глаза. Я узнала, что профессор всю жизнь искал загадочную книгу, а нашла книгу его ученица – Анастасия Трепцова. В этой книге заключена какая-то тайна, то ли знак, то ли пророчество о судьбе России. Есть сведения, что она из библиотеки Ивана Грозного и принадлежала его первой жене Анастасии, а к ней пришла от самой Богородицы.
