— Посмотри, какая красота!
Он подсел к ней и глянул на горный пейзаж, который она рассматривала.
— У Михина висит рисунок с этой картины, ты его, конечно, знаешь.
— Что-то не помню, — пробормотал Резунов и посмотрел на часы.
— Да ты гляди не на часы, а сюда.
— А что тут такого особенного? — недовольно спросил он. — Горы как горы. Памир, наверное?
— Это не просто горы. Если смотреть на них долго и не отрываясь, то они… Подожди, не могу найти верное слово…
— Ждать некогда, детка. Потом расскажешь. Сейчас придет Галька.
— Ну и что?
— Не доходит? Дочь она мне. Не надо ей тебя у меня видеть. Ей уже двенадцать, она все понимает.
Оля захлопнула книгу и насмешливо взглянула на Резунова.
— Боишься, значит!
— Да не в этом дело!
— Тогда скажи в чем!
— Ну боюсь, боюсь, — признал, смеясь, Резунов и потянул Олю с дивана. Он дал ей сумку и стал ее выпроваживать.
— Страх есть страх, — крикнула она, когда он открыл входную дверь.
— Да тише ты! — взмолился он.
— Смелость есть смелость! — крикнула она еще громче, идя к лестнице.
С драгоценной книжкой в сумке Оля отправилась не к Михину, а в общежитие, к Алику. Он был в комнате один и выглядел мрачным. «Из-за Резунова», — решила Оля. Она села на его койку, приглашающе махнула ему рукой и открыла свою книгу.
— Гляди, что у меня.
Алик вяло подошел к сестре и сел рядом. Оля принялась медленно переворачивать страницы, пропуская перед глазами брата один горный пейзаж за другим — с долинами, сидящими и стоящими фигурами, всадниками, выбитыми в скалах изображениями, храмами. Она переводила взгляд с книги на Алика, радуясь, что его лицо светлеет.
Дойдя до картины, которую она впервые увидела у Михина, Оля остановилась.
— Что скажешь?
Алик замялся.
— Дыхание сдавливает?
— Что-то в этом роде.
— Я знала, что и ты это почувствуешь! Одна кровь!
Алик внезапно встал с кровати и прошелся по комнате.
— Ты что такой? — спросила недоуменно Оля.
Брат вымученно улыбнулся.
— Какой — такой? Тебе кажется.
— Это Рерих, — вернулась Оля к книге. — Слышал о таком художнике?
— Нет.
— Вот это меня и мучит. Друг Советского Союза, а его никто не знает. Он ведь не у нас жил, а в Индии, понимаешь? Как же это может быть? Здесь что-то не то. И фамилия не русская.
Алик только пожал плечами в ответ.
— Мне кажется, Михин мутит воду, — продолжала сестра. — Поедем прямо сейчас к нему вместе и доберемся до правды, а?
— Я не могу, — быстро отказался Алик.
— Ты что такой? — опять удивилась Оля.
— Да никакой я не такой. Что ты заладила одно и то же?
Оля посмотрела на брата внимательно.
— Ты должен мне все рассказать! — потребовала она и отложила Рериха.
— Мне нечего рассказывать! — отрезал Алик.
Оля оторопела: он прежде никогда так резко с ней не говорил. Взглянув на сестру, Алик оправдался:
— Тошнит меня. Съел что-то не то в столовой. Ты сама поезжай к Михину. Поезжай, не волнуйся. Я полежу часок и пройдет. Это несильно. Просто муторно. Не обижайся.
— Я понимаю ваше недоумение. Олечка, — сказал Михин, — но отбросьте подозрения. Рерих — безупречная личность, без пятнышка. Уехал еще из царской России, потому что задыхался в дореволюционной атмосфере. Будучи за границей, с радостью воспринял новость об Октябрьской революции. В Отечественную войну собирал средства для помощи Красной Армии. Видел в России единственную спасительницу мира от фашистской чумы. Писал статьи, исполненные самого высокого патриотизма. Он был бы сейчас здесь, если бы не смерть. Смерть настигла его при подготовке к возвращению на родину.
— Почему же он не вернулся раньше? Сразу после революции?
— Олечка, он же художник. Это надо понять. Он начал одну работу…
— Никакая работа не может оправдать добровольный отрыв от родины, — возмущенно перебила Михина Оля. — Вы можете оправдать человека, бросившего свою мать?
— Вы не горячитесь, Олечка. Ну зачем же так горячиться? Картины Рериха вас задели, верно? А почему они такие? Потому что судьба у художника была особенная.
— Горы можно писать и у нас в Средней Азии.
— Я думаю, что Рерих любил Россию не меньше нас с вами. Он жил в отрыве от родины по необходимости.
— У него было задание? — встрепенулась Оля.
Михин улыбнулся и сказал:
— Можно сказать, что да.
— Секретное?
— Да.
— Почему же тогда ВЫ об этом знаете? — спросила Оля коварно.
Михин усмехнулся:
— Это не такое задание, о котором вы думаете. Мне известно об этом от одного рижского искусствоведа. Он был близким знакомым художника. Люди из круга Рериха знали о его деятельности в Индии. Я имею в виду те ее стороны, о которых не говорится в его жизнеописании. — Михин кивнул на шкаф, куда уже успел спрятать возвращенную Олей книгу.
— Я тоже хочу знать об этих сторонах, — заявила Оля с решительностью. — Расскажите мне, Вячеслав Иванович, о Рерихе все, чтобы я не думала дурное.
Михин посмотрел на нее пристально и спросил:
— Как вы относитесь к легендам?
— Как к фольклорному жанру. При чем тут легенды?
— А при том, что Рерих относился к легендам как к замаскированной правде. Он считал, что в образах и символах спрятана неизвестная для большинства из нас действительность. В Индии, Монголии, на Тибете ходят рассказы о Шамбале, таинственной горной стране, где живут высокоразвитые люди. Они умеют, например, общаться с другими на расстоянии. Вот мы с вами сидим здесь, разговариваем о Шамбале, а там, может быть, кто-то нас слушает. Если надо, он может отправить вам или мне прямо в сознание свою мысль — так, как мы посылаем телеграммы.
— Что за чушь! — воскликнула Оля и вдруг почувствовала озноб.
— Вы что, опять дрожите, Олечка? — спросил озабоченно Михин.
— С чего вы взяли? — отказалась она признать очевидное. — И Рерих в эту глупость верил?
— Говорят, он сам получал такие «телеграммы».
— Он это просто вообразил! — воскликнула Оля.
— Горные пейзажы Рериха, что вы видели, связаны с его экспедициями. Он предпринял несколько экспедиций в поисках Шамбалы. Никто не знает, где она находится. В легендах говорится, что Шамбалу могут найти только те, кто туда вызван. Рерих искал ее в Гималаях, на Тибете. Он даже был у нас на Алтае. Легально, разумеется — вы не подумайте. Интересно, что в Сибири, вокруг Байкала, тоже ходит легенда о загадочной высокогорной стране без адреса. В одних местах ее называют Беловодье, в других — Нагорье…
