Прошло какое-то время, и Налама поднялась с пола. Величавая, она посмотрела на Линникова как царица. Как он мог принять ее за чокнутую? Степан подошел к старухе и протянул ей бумагу.
— Товарищ Калистратов просил вам передать новую «охранку».
Налама, взяв документ, кивнула головой.
— Извините. Ошибочное впечатление.
Старуха, кивнув еще раз, пошла с бумагой к сундуку.
— Бывает, сделаешь упрощенное заключение, — оправдывался Степан, сам не зная зачем. — Недостаток образования. Вот кончится война, пойду учиться. Теперь такая возможность есть для всех, кто тянется к знаниям. Я с детства тянусь. Читаю все подряд.
— Я не думаю, что читать все подряд — хорошо, — наконец подала голос Налама.
— Так выбирать-то не приходится, — обрадовался Степан ее отзыву. — Читаю, что под руку попадет. При обысках у «бывших» хорошие книжки попадаются. Сунешь за пазуху и ходишь с ней, пока не вычитаешь…
— А что, так можно — совать за пазуху вещи при обыске? — спросила Налама и перевела взгляд на грудь чекиста. Линников и забыл, что у него под рубахой все еще лежала брошюрка Симаковой. Он покраснел и пробормотал:
— Так это ж книги, не бриллианты же…
— Книги могут быть дороже бриллиантов.
— Вы имеете в виду сердечную привязанность? Это верно. Это я и по себе знаю. Только вы забываете, что мы имеем дело с врагами народа. Какое может быть к ним сочувствие? — оправдываясь, он двинул руку к спрятанной книге, но старуха его остановила.
— Можешь мою книжку оставить у себя.
Взбодренный легкостью, с какой уладилось неприятное дело, Линников спросил:
— Хочу вот полюбопытствовать, что за записку вы носите у себя в коробочке?
Налама пристально взглянула на чекиста и проговорила отчетливо, как учительница:
— Слова там такие: «кажется все, в том числе — одиночество».
Степана прокололо разочарование. Глупость какая! Дурацкие слова не просто ему не понравились, они почему-то вызвали в нем тихое бешенство. Он вгляделся в Наламу: какая это, к черту, царица? Перед ним стояла маленькая старушка в нелепом красном балахоне. Неприятно выделялась ее непропорционально большая голова — уродица цирковая, а не царица.
— Чушь это, брехня! — бросил он зло старухе. — Кажется-то как раз наоборот: кажется, что ты не один, раз имеешь родню и товарищей. — И добавил с превосходством: — Пока у черты не окажешься.
— У черты можно увидеть белый огонь, — сказала Налама, глядя ему в глаза.
Степан почувствовал, как на дне его памяти забилось какое-то смутное воспоминание.
— Белый огонь? Я где-то об этом читал.
Налама прищурилась.
— Где?
Воспоминание билось, как мотылек о стекло, но пробиться на поверхность не могло. Налама спокойно ждала.
— Никогда ничего из прочитанного не забываю, а сейчас забыл, — растерянно признался чекист. Старуха не спускала с него глаз.
— И давно читал?
— И этого не помню. Чертовщина какая-то, ничего не помню, как в дыру все провалилось…
— Значит, у черты ты уже побывал, — размеренно произнесла Налама. — Тиф?
— Ну да. — нехотя подтвердил Линников.
— Вот там ты его и видел.
— Кого? — машинально переспросил он, хотя догадался, о чем это она.
— Ты видел белый огонь. Читать о нем ты не мог.
Смутное воспоминание перестало шевелиться.
— Ничего такого я не видел, — решительно отказался Степан, словно его уличали в чем-то постыдном. — И почему это я не мог читать о белом огне? Я много всего читаю. У меня под койкой места больше для книг не стало — столько уже собралось, и все они прочитаны.
— Не мог ты читать о белом огне, — повторила старуха. — О нем только в одной книге написано. И этой книги у тебя нет.
— А может, есть. Вы моих книг не знаете, — упорствовал задетый Степан. — Как она называется?
— «Откровение огня».
— Такой книги у меня и правда нет, — признал он. — Значит, она мне где-то попалась.
— Не могла эта книга тебе попасться, — усмехнулась Налама. — Она спрятана.
— Что значит спрятана? Кем спрятана?
— Монахами, в Благовещенском монастыре, что в Тамбовской губернии, под Бобровом.
— Чего это они ее спрятали? — спросил Степан, сам — весь напряжение.
— Потому что думают, что о белом огне могут знать только они. «Откровение огня» — книга тайн, и сама она — тайна. Только в ней можно прочесть о белом огне. Вот бы тебе, милый, такую книгу — а?!
Степану насмешка не понравилась.
— К чему мне она? — огрызнулся Линников и перевел взгляд в сторону.
— Хочешь снова увидеть белый огонь? — спросила Налама.
— Не видел я никакого белого огня! Сколько же говорить! — сорвался Степан, не вынося больше двусмысленностей и духоты в комнате. Он вскочил со своего места и бросил на ходу: — Я пошел!
— Белый огонь можно раздуть, — раздалось у него за спиной. — Рэпа, жрецы-тантристы, это умеют. Они ходят зимой в одних рубахах и не замерзают, даже если их на морозе облить водой…
Степан замер: старуха намекала на Шухина. Чекисту Шухину было дано спецзадание внедриться в подпольную сеть белой контрразведки, и он попался. Чтобы выявить других подсадных уток, беляки раздели Шухина догола и обливали водой на морозе. Дело было в январе. А в феврале один за другим попались четыре товарища, засланные к врагу, — Шухин предал. Орел, сорвиголова, а холода-то — как раз холода! — не выдержал.
Степан развернулся и спросил Наламу прямо:
— Слышали от товарища Калистратова о Шухине?
— Каком Шухине? Шухина я не знаю. Я знаю рэпа. Видела их в Забайкалье. Да ты сядь.
Степан внезапно почувствовал свою усталость. Неприятно заломило в коленях. Налама указала ему на подушку напротив истукана. Степан прошел к ней и опустился на пол.
— Сядь, как Будда, — сказала старуха, указывая на своего идола.
Степан скрестил ноги, раздвинул колени, выпрямился. Когда соединил кольцом большие и указательные пальцы, в них стало покалывать. Чекист опустил глаза, и они забегали из стороны в сторону.
— Закрой глаза.
Степан послушался и сам же возмутился: «Чего это я под ее дудку пляшу?» Он инстинктивно двинулся и почувствовал, что тело его как ватное. «Что за наваждение?» — растерялся Линников.
— Не сжимай зубы, — раздался опять голос Наламы. — Все внимание отдай теперь дыханию. Огонь без воздуха не горит. Чтоб вызвать белый огонь, надо знать, как дышать. Следи пока, как входит в тебя воздух, как выходит. Проследи его путь в себя и обратно… Если появится какая мысль, отсылай ее прочь. Всякую мысль, не важно, какая она, отсылай прочь…
