Этот вопрос остался без ответа. После продолжительной паузы Григорий изрёк:
– Мы покинем госпиталь, как только стемнеет и проснётся Клавдия. Нину мы заберём с собой и позаботимся об удачном разрешении… Если Братство не принимает всерьёз своих членов, то и его члены не станут служить ему.
– Речь шла только о двоих, которым не место среди нас. Вы же сами приняли это глупое решение. У вас есть возможность одуматься, – предложил третий из прибывших.
– Мы уже обдумали. Александр и Клавдия дороги нам, и они были очень ценными для Братства. Вам известно, что их сущность – не врождённая и не была их выбором, – продолжал настаивать Лидванский.
– Вы поёте ту же песню, что ваш инспектор пел все эти годы. Теперь, когда он покинул Братство, устраиваются чистки. Все полу сущности, привлечённые с той стороны, лишаются членства, – объяснил их вторжение второй.
– Но ни я, ни Клавдия никогда не были на той стороне! – я был разъярён и держался из последних сил.
– Ваш инспектор предал Братство, – снова заговорил первый. – Человек, на которого была возложена величайшая миссия, остановился перед достижением цели в самый важный момент, когда все ожидают появления наследницы!
Я почувствовал, как дрогнула Оля.
– Тогда мы ничем не можем помочь. Мы покинем госпиталь с наступлением темноты.
– А кто останется за старшего? – спросил третий.
– Это вам решать, – с сарказмом бросил я ему, – вы же вершите судьбы членов Братства.
Я снова сел за стол, в один глоток допил остывший чай и велел всем заняться сборами. Мы оставили троих прибывших в столовой.
Нашим планам помешали схватки Нины Громовой. Её ребёнок выбрал самое неподходящее время для появления на свет.
Оля, Оксана и Марья Фёдоровна подготовили операционную. Нина была очень слаба, и Оксане пришлось выложиться, чтобы поддерживать в ней силы. Я и трое гостей сидели в коридоре, ожидая новостей. Они позволили нам остаться и принять роды. Григорий направился к Клавдии, чтобы остановить её перед ночной вылазкой. Сегодняшней ночью я поставил запрет на охоту на фашистских партизан.
– А у вас здесь уютно, тихо, – осмотрелся второй.
– Мы очаровали местность, чтобы наши пациенты были в безопасности, – объяснил я нашу предусмотрительность.
– Точнее, вы сами, – ехидно заметил первый.
– В том числе, – коротко ответил я.
За дверью раздался очередной крик Нины Громовой, звонкий и пронзительный, переходящий в хрип. Потом всё стихло. Через мгновения раздался детский плач. Я бросился к двери, но остановился, не решаясь войти.
– Подождём немного, – сказал я, ощутив четыре сердцебиения вместо пяти.
– Померла, – выходя, бросила Оля и направилась к себе. Я почувствовал ликование внутри неё.
Следом вышла Оксана, опечаленная скорее реакцией Оли, нежели смертью Нины.
– Зайди, Александр, – попросила она.
Я взглянул на троих – они не препятствовали, и я скрылся за дверью. Марья Фёдоровна пеленала младенца.
– Девонька, такая хорошенькая. Не успела на свет появиться, а уже сиротка, – приговаривала старая колдунья.
Она передала укутанную малышку Оксане. Я ощутил благоговение.
– Ты хочешь ребёнка? – спросил я Лидванскую.
– Любая женщина хочет, – тихо ответила она, покачивая девочку. – Нина… перед тем, как испустить дух… назвала её Лилей… Что нам с ней делать, Саша?
– Мы не можем взять её с собой, любимая. Нам не выходить её… Марья Фёдоровна, вам придётся позаботиться о дочери Мити. Её, думаю, смогут кормить другие роженицы.
– Эх, Александр, проблем-то не будет с кормлением. И я воспитала полсотни детишек за свой век… Но что будет со всеми вами, с Митенькой? Я каждую ночь молюсь, чтобы он одумался…
– Уверена, его выбор будет нам во благо, – сказала Оля, не сводя глаз с крохотной Лили. – Вы же знаете его, он бы не предал нас. И знай он, что здесь происходит…
– И хорошо, что не знает, – прервал я Оксану, – раз он решил нас не посвящать, значит, он уверен, что справится сам.
За дверью послышались шум, голоса, затем раздались грохот и выстрелы. Я метнулся к выходу, Оксана прижала к себе Лилю, Марья Фёдоровна поковыляла за мной.
Когда я раскрыл дверь, передо мной предстала ужасающая картина: Клавдия была прикована к потолку серебряной цепью, а Григорий с Олей оборонялись от троих незваных гостей. У меня не было выбора, и я перекинулся. Я набросился на ближайшего ко мне из троих мужчин и впился клыками в его плечо. Теперь он либо должен был умереть, либо заразиться. Я бы предпочёл первое.
– А ну-ка, прекратите! – раздался бас Марьи Фёдоровны. – Вы что тут устроили?
Она топнула ногой, по коридору прокатился раскат грома, и все замерли на месте.
Я был ошарашен: наша знахарка, похоже, ранее не только изучала травы. Она щёлкнула пальцами, и все мы повалились на пол. Я вернулся в человеческое обличье, одежда на мне была изорвана. Гриша рванулся к потолку, чтобы высвободить Клавдию.
– Простите, Марья Фёдоровна, но она, – третий указал на вампиршу, – вела себя неподобающе.
– Эта вампирша, – захрипела на него пожилая женщина, – за годы, что я её знаю, проявила больше благородства и уважения к нашему общему делу, чем вы трое можете себе представить, братья Поповы. И здесь не место для разборок! Убирайтесь!
– Только после того, как убедимся, что приказ выполнен, – ответил ей третий.
– Я прослежу за этим без вашего участия, – грозно проговорила она.
– Не смеем перечить, Марья Фёдоровна, – ответил Попов-старший.
– Постойте! Гриша, можешь что-то сделать? – я указал на второго из братьев, лежащего без сознания и истекающего кровью после моего укуса.
– Разве что добить его, – огрызнулся в ответ Лидванский.
– Я займусь им, – сказала знахарка, – вернётесь за ним через неделю.
– Но! – я попытался возразить.
– Он останется человеком, Александр, – уверила меня она.
– Где вы были сто двадцать восемь лет назад? – процедил я.
– Это было весело, папуля! – непонятно чему радовалась Оля.
– Что именно? – уточнил я.
– Борьба. И то, как ты обратился… Я видела это только однажды.
– И оба раза это была вынужденная мера, чтобы защитить тебя.
Я вышел из-за ширмы, где переодевался из лохмотьев в военную форму.
– Ах, хорош-то как! – воскликнула Оля.
– Я был когда-то военным. Ещё помню кое-что, – улыбнулся я дочери.
– Ой, вот здесь еще капля, – она подошла ко мне вплотную и вытерла салфеткой кровь на моей щеке.
