Целую,
Сима».
3
«Машка, привет! Я знаю, что ты никогда не получишь этого письма, потому что я его никогда не отправлю. Просто не могу. Но так хочется поделиться с близким человеком всем, что произошло со мной в последние дни, что просто сил нет... Да, это правда, ты всегда была мне очень близким человеком, несмотря на то, что мы жили в последнее время как кошка с собакой. Но теперь, когда мы далеко друг от друга, я скажу тебе – в этом никто не виноват. Ну совершенно никто. Просто жизнь сложилась таким образом, что у тебя есть семья, муж, дочь, а у меня – никого. И хотя я чувствую, знаю, что ты обвиняешь именно меня во всем, что произошло с моим ребенком, знай: ты ошиблась... Как, впрочем, всегда ошибалась в отношении меня. Ты вбила себе в голову, что мы с тобой разные, настолько разные, что невозможно найти ничего общего... Но это не так. Поверь мне. И жаль, что я никогда не смогу тебе это доказать. Да, иногда я давала моему малышу димедрол с медом. Но это были микроскопические дозы, не опасные для жизни. Я понимаю: ты осуждаешь меня за то, что у меня были мужчины после смерти Леши. И даже не за то, что они были, а за то, что они отнимали у меня, по твоему мнению, время, которое я должна была посвятить моему малышу. Но у тебя всегда под боком был Сережа, поэтому тебе меня не понять... Это со стороны кажется – вот, мол, счастливая мамаша, с грудным младенцем на руках, ну просто мадонна! А мне и выплакаться-то было некому. А мужчина рядом – это как спасение, как живая душа рядом. Мужчина обнимет, приласкает. Да что я тебе рассказываю, когда ты всю свою жизнь провела в ласке, ведь твой муж такой нежный, уж я-то знаю... Нет-нет, ты не подумай ничего такого, мне так и не удалось его соблазнить. Конечно, если бы я точно знала, что отправлю тебе это письмо, то наверняка, из вредности, наверное, и в силу своего «несносного» характера, обязательно написала бы, что у меня был роман с твоим мужем. Но его не было. Он не соблазнился моей фигурой, не клюнул на мою доступность. Для него всегда существовала только ты. Вероятно, это и есть та самая любовь, ради которой совершаются подвиги, провоцируются войны и гибнет много людей... Но я не Елена Прекрасная, ты знаешь отлично, как меня зовут. У меня яркое, редкое кошачье имя – Сима. Но иногда я бываю ангелом, вот как сейчас, и тогда меня зовут Серафимой, как ангела... Да, письмо получается сумбурным, непонятным, но это неважно. Главное – что я наконец-то обрела свое счастье. Я всегда считала, надеялась, что бог, которому я молилась куда чаще, чем ты, услышит мои молитвы и преподнесет мне такой подарок. Все, о чем я мечтала, стало явью. И теперь у меня есть все, что надо, для спокойной и счастливой жизни. Конечно, моя спокойная жизнь – не твоя спокойная жизнь. Твой рай – это ты и твой муж, вы оба сидите на диванчике в обнимку, воркуете, как голубки, мечтаете о втором, третьем ребенке, а на столе – воскресный пирог с малиной... Для меня спокойствие – это уверенность в том, что я смогу оплатить ресторанный счет, спокойно покурить кальян в обществе приятных мне людей, выпить хорошей водочки, расслабиться, отдохнуть и прийти в свой дом, понимаешь, не в твой, а в свой, где тепло, чисто, тихо и уютно. Так сложилось, что в своей прошлой жизни вместе с вами, в вашей ужасной квартире, где мне было так плохо, что хоть волком вой, я и помыслить не смела о том, что когда-нибудь так резко изменится моя жизнь. Но теперь я счастливее тебя. Уже хотя бы тем, что я точно знаю: за все мои страдания мне воздалось. Сполна. Я так радуюсь, что даже плачу... Мужчина, который в последнее время рядом со мной, совершенно не похож на тех козлов, которые ухлестывали за мной в Москве и которым требовалось только одно. Не хочу даже писать, что именно. Меня уже тошнило от этих мужиков. Юрген – не такой. Он хорошо понимает женщину, знает, что ей сказать, как себя повести, хотя я ничего из того, что он мне говорит, не понимаю. Он говорит на птичьем языке, но мне с ним все равно хорошо. Вчера, к примеру, он водил меня в кафе «Валентино», прямо в центре города. А город-то какой, сестричка, просто рождественская сказка! Дома – как пряничные, как торты, покрытые кремовыми розочками. Я и не знала, что могу быть такой сентиментальной. Юрген постоянно меня снимает, и мне жаль, что ты, Машка, не увидишь меня, такую красивую и счастливую, правда, в твоей шубке (извини, но у меня-то такой шикарной не было, а отправляться в путешествие в новую жизнь в старой страшной куртке с капюшоном как-то не хотелось), в новых красных замшевых сапожках...
В кафе нас обслуживала красивая такая немочка, с белыми прямыми волосами, длинноногая, в джинсах, и такая любезная... У нее фартук до самого пола. Юрген подвел меня к витрине и спросил, чего я хочу. Я выбрала какое-то пирожное. Волшебное! Мы пили кофе и очень много курили. Юрген, как и я, много курит. Потом шатались по городу, а к вечеру, после обеда в каком-то ресторане (мы ели капусту с сосисками, прямо скажем, демократическая еда, но здесь все любят квашеную жареную капусту), отправились курить наргиле – это такой кальян. Арабская курильня, всюду ковры, роскошные мужики с блуждающими туманными взглядами, и под потолком витают такие ароматы... Вот только чай мне не понравился – приторный, горячий, в нем много корицы и черного перца.
Маша, давно хотела тебе сказать. Вернее, спросить. С каких это пор ты у нас стала такой добропорядочной мещаночкой с правильными взглядами и железными принципами? Мы же с тобой родные сестры, у нас – одна кровь, и ты не можешь по сути своей быть моей противоположностью. Разве что нарочно. И тоже – принципиально. Помнишь, когда тебе было... Да ладно, какая теперь разница, сколько тебе было лет, когда ты отправилась со своим одноклассником в путешествие на поезде? Сорвалась и поехала. Тебя разыскивали, что называется, с собаками... Нашли в Балашове. В какой-то грязной гостинице, в клопах... Ты спала, и у тебя на лбу сидел клоп... Так нашей маме сказал милиционер. А рядом спал твой перепивший дружок. Забыла? А я тебе напомню... Потом еще была история. Отправились с подружками в ресторан, и ты заявилась домой только через три дня. Я тебя тогда чуть на части не разорвала – такая была злая, думала, тебя убил маньяк. Между прочим, я могла бы рассказать обо всем твоему муженьку, вот бы он удивился! Но ты как-то быстро остепенилась после того, как встретилась с ним. Быстренько так ребеночка сделали, купили квартиру, дачу... Все чин-чином. Я все ждала: вот сейчас моя сестричка сорвется, уже пора, ты же периодически срываешься и падаешь в пропасть... Ан нет! Ошиблась я. Сергей крепко держит тебя в своих руках. Думаешь, я завидую? Нет. Просто удивляюсь, до чего же люди бывают близоруки. Это я о Сергее...
Ладно. Устала я вспоминать прежние обиды. Все равно все позади, и ты вряд ли увидишь меня, а если и увидишь, то не скоро. Должно пройти какое-то время, чтобы я поняла наконец, что произошло. Все как в тумане... Если бы ты сейчас увидела меня, то не поняла бы, отчего я плачу. Да оттого, моя дорогая сестричка, что мне обидно, что умер мой мальчик, что моего Лешку посадили по ошибке и он там сгнил... Хотя, конечно, ему помогли умереть. Я даже знаю, за что его убили. Вот черт, вино заканчивается. Знаешь, винишко – ничего особенного, а так дорого стоит! Мне Юрген купил. Сейчас его рядом нет, иначе я не писала бы тебе это письмо. Ладно. До встречи. Вернее, до следующего письма, если я его, конечно, напишу.
