Сначала Рути ничего не увидела, но потом ее глаза различили длинный застекленный прилавок, в котором когда-то были выставлены кексы, пироги, пирожные. Сейчас прилавок был пуст, если не считать разбитой лампы и нескольких пыльных, смятых салфеточек. Даже пол, выложенный черной и белой плиткой, был тот же самый, и на мгновение Рути показалось, будто она снова ощущает аппетитный запах горячей выпечки и дрожжей, чувствует на языке сахарную пудру и кисловатую от брусничного сока глазурь.
«Чего бы тебе хотелось, моя милая?..» — Голос матери прозвучал в ее ушах как наяву, а рука ощутила податливую мягкость лайковой перчатки.
— Не может быть! — воскликнул Базз, подходя к ней сзади, и Рути вздрогнула от неожиданности. — Неужели это та самая кондитерская, которая все время тебе снится?
Рути покачала головой.
— Да, это она, только… Только этого не может быть! — пробормотала девушка. — Может, это просто совпадение? — Но Рути и сама не особенно верила в то, что сказала. Она точно знала: таких совпадений не бывает, и все же какая-то часть ее мозга — рациональная, здравомыслящая часть — не давала ей признать очевидное.
— Совпадение? Ерунда! Сколько может существовать кондитерских с таким названием?! Кстати, как она выглядит внутри? Похоже на то, что́ ты видела во сне?
— Не знаю, не могу сказать, — ответила Рути и отвернулась. Ложь далась ей нелегко — в горле пересохло, а голова слегка закружилась. — Ладно, поехали отсюда… Надо же все-таки проверить наши адреса.
Пока Базз разворачивался в глубоком снегу на парковке, Рути продолжала смотреть на заколоченные витрины кондитерской. Она пыталась найти хоть какое-то объяснение, но в голову ей приходили только совершенно невероятные предположения, которые мог бы сделать Базз, но не она. Фрагмент воспоминаний из предыдущей жизни, которую она прожила в другом теле, телепатическая связь с другой девушкой и так далее… В подобный бред Рути не могла бы поверить, даже если бы другого объяснения не было.
Наконец они вырулили на улицу, и Рути, прислонившись виском к холодному боковому стеклу, закрыла глаза.
Она была совершенно уверена, что никогда раньше не бывала в Вудхевене.
Интересно, как можно увидеть во сне место, где ни разу не был?
Тем не менее, кондитерская существовала — в этом не было никаких сомнений.
Означало ли это, что незнакомая женщина в очках «кошачий глаз» тоже была реальной?
Кэтрин
Кэтрин торопливо шагала по покрывавшей тротуар скользкой слякоти, думая о том, что ее тонкие городские сапожки с гладкой подошвой вряд ли подходят для жизни в Уэст-Холле. Она успела уже много раз пожалеть, что не поехала на машине. Правда, идти было не далеко, и, собираясь в путь, Кэтрин решила, что прогулка на свежем воздухе будет ей полезна. Хорошо, если ошибка закончится лишь легким насморком, а ведь все еще может закончиться сломанной ногой, мрачно подумала она и пошла медленнее, но вскоре снова ускорила шаг, прыгая через самые глубокие лужи и чертыхаясь каждый раз, когда брызги талой воды взлетали вверх и оседали на промокших до колен джинсах.
Кэтрин шла в книжный магазин. После того, как вчера вечером она дочитала «Гостей с другой стороны», Кэтрин включила ноутбук и стала искать Сару Харрисон Ши в Сети, но почти ничего нового не узнала. Теперь она надеялась, что в местной книжной лавке найдется хоть что-то о самой известной жительнице городка.
Кэтрин чувствовала: книга Сары оказалась среди вещей Гэри не случайно. И точно также не был случайностью тот факт, что Сара Харрисон жила в городе, который Гэри посетил в свой последний день.
Кроме того, существовало кольцо. Она была уверена, что покрытое загадочной резьбой костяное колечко когда-то принадлежало женщине, которую Сара в своих дневниках называла Тетей. Оставленное ею подробное описание не оставляло места для сомнений: именно это кольцо Гэри подарил Кэтрин, и именно это кольцо она носила сейчас на пальце рядом с обручальным. Вчера, когда она впервые это поняла, ее как обухом по голове хватили: сердце бешено стучало, а Кэтрин сидела на диване, крутила кольцо на пальце, прикасалась к вырезанным на нем символам и буквам и думала, как такое могло случиться?
Кольцо, спрятанное в ящике с фотопринадлежностями, книга — что́ все это может означать, Кэтрин не представляла, но рассчитывала найти ответы на свои вопросы в книжном магазине Уэст-Холла.
Квартира Кэтрин располагалась в доме на северном конце Мэйн-стрит, неподалеку от перекрестка с шоссе № 6. Это был район солидных викторианских особняков, перестроенных под многоквартирные дома и офисы: Кэтрин уже прошла мимо пары стоматологических кабинетов, нескольких адвокатских контор, офиса компании экологического аудита, похоронного бюро и частного пансиона. Ближе к центру ей попался довольно большой магазин спортивных товаров, в витринах которого были выставлены снегоступы, лыжи, лыжные костюмы и теплые куртки. На боковой стене магазина, — как раз над витриной, в которой висело несколько горных велосипедов, — Кэтрин заметила облезлую жестяную вывеску, на которой еще можно было прочитать название: «Овес и Упряжь Джемисона».
С современным спортивным магазином соседствовала древняя антикварная лавка. Кэтрин не сомневалась, что в ней нет ничего интересного, кроме множества старинных, раскрашенных сепией фотографических портретов давно умерших мужчин и женщин. Гэри, однако, был одержим старыми фото. Он питал к ним самую настоящую страсть, природу которой Кэтрин так и не сумела понять до конца.
«Понимаешь, — говорил ей Гэри, — каждый такой снимок — это как роман, который я никогда не смогу прочитать. Я могу только держать его в руках и представлять, что написано на его страницах, и какую жизнь прожили все эти люди».
Иногда, впрочем, на обороте фотографии можно было обнаружить кое-какую дополнительную информацию: дату, имя и фамилию, название места. В этих случаях Гэри предпринимал самое настоящее расследование. Он подолгу рылся в архивах, в старых газетах, а потом за ужином увлеченно пересказывал ей и Остину историю жизни какого-нибудь массачусетского бондаря по имени Захария Тернер, погибшего в одном из сражений Гражданской войны. Остин слушал очень внимательно и порой задавал такие вопросы, что можно было подумать: мальчик не сомневается, что всех этих людей его отец знал лично. «Скажи, папа, а у него была собака?.. А какой масти была его лошадь?..». Гэри на ходу выдумывал ответы, так что к концу ужина им удавалось создать для давно умершего незнакомца подробную биографию — историю простой и счастливой жизни, в которой находилось место и для собак, и для лошадей, и для жены с детьми, которых покойник любил без памяти.
В сапожках у Кэтрин давно хлюпало, но она все же задержалась перед грязноватой витриной антикварной лавки, где были выставлены граммофон с позеленевшей трубой, старинные детские санки, серебряный кавалерийский горн и портновский манекен с прорехой в боку, на котором висела лисья горжетка. Маленькая и печальная лисья мордочка с острыми зубками и поцарапанными стеклянными глазами смотрела прямо на Кэтрин. Казалось, зверек знает все ее секреты, и она покачала головой, стараясь прогнать наваждение. Возможно, подумала она, Гэри заходил в лавку в поисках своих любимых фотографий, а значит, нужно будет расспросить о нем продавца. Кроме того, в лавке могло найтись что-то, что она могла бы использовать при изготовлении одной из своих шкатулок, однако входная дверь оказалась заперта, и Кэтрин, решив, что заглянет сюда как-нибудь потом, поспешила дальше.
