— Я точно помню, где-то у меня должно быть печенье… — пробормотала Кендайс, не глядя на Рути. — «Фиг ньютон». Это любимое печенье Люка.
— Люка?
— Это мой сын, — сказала Кендайс, суетливым движением поправляя смятую прическу.
Рути подумала о пронзенной карандашом принцессе и решила, что ей не особенно хочется знакомиться с мальчиком, способным сотворить подобное.
— Он сейчас с отцом, — добавила Кендайс, продолжая беспокойно теребить волосы. Накручивая светлую прядь на палец, она несколько раз дергала ее, потом отпускала — и все начиналось сначала. — Видишь ли, мы развелись, и Рэндалл сумел добиться полной опеки. Он… Ладно, не важно. Может, присядем?..
И она первой опустилась за большой дубовый стол, столешница которого была покрыта тонким слоем пыли.
— Ты сказала — твои родители дружили с Томом и Бриджит?
— Я точно не знаю, может быть, они были просто хорошими знакомыми. — Повозившись с застежкой сумки, Рути запустила внутрь руку и коснулась лежащих там бумажников, но доставать не спешила. — Так вы их знали? — Ее сердце забилось быстрее. — Я подумала, может быть, вы мне поможете… Я знаю, это звучит странно, но моя мама… В общем, она пропала.
— Пропала? — переспросила Кендайс, слегка подаваясь вперед.
Рути торопливо кивнула.
— Ну да. А когда мы стали перебирать ее вещи, чтобы понять, что могло случиться, мы нашли вот это… — Она вынула бумажники и положила на стол.
Дрожащими руками Кендайс придвинула бумажники к себе и открыла. Глаза ее наполнились слезами.
— Извини, я просто… Это было так давно. Том — мой брат. Он и его жена пропали без вести шестнадцать лет назад. И их дочь тоже…
— Их дочь? — Рути почувствовала, как от непонятного волнения у нее перехватило горло.
— Подожди немного, я сейчас… — И Кендайс, громко скрипнув подошвами кроссовок по каменной плитке пола, выбежала из кухни.
Оставшись одна, Рути попыталась разобраться в причинах своей тревоги. Казалось, во всем происходящем не было ничего необычного или угрожающего, и все же она беспокоилась. «Беги отсюда! — подсказывал ей внутренний голос. — Беги пока не поздно!».
Не в силах принять решение, Рути все же встала из-за стола, но тут в кухню вернулась Кендайс. В руках она держала фотографию в золотой рамке.
— Это они, — сказала она, протягивая ей рамку.
Рути взглянула на лицо Томаса, который выглядел точно так же, как на фото в своих водительских правах, потом перевела взгляд на Бриджит. В следующее мгновение ей вдруг перестало хватать воздуха, в глазах потемнело, а каменный пол под ногами зашатался. Не отрывая взгляда от снимка, она непроизвольно схватилась свободной рукой за грудь.
Рядом с Томасом О'Рурком Рути увидела женщину с темными вьющимися волосами и в черепаховых очках «кошачий глаз».
Это была женщина из кондитерской Фицджеральда.
«Чего бы тебе хотелось, моя милая?..»
Фотография была ростовая, и между Томасом и Бриджит Рути увидела маленькую — не старше трех лет — девочку с темными волосами и глазами, которая крепко держала обоих родителей за руки. На девочке было платьице из темно-красного бархата, волосы подвязаны красной бархатной лентой, на запястье блестел тонкий золотой браслет. Щечки у малышки были румяными, волосы — блестящими, а улыбка — безмятежной и радостной. Улыбаться так мог только самый счастливый ребенок на свете.
Рути внезапно поняла, что не дышит уже почти целую минуту.
— Я… мне пора идти, — сделав над собой усилие, пробормотала она, шагнула назад на непослушных ногах, повернулась и бросилась к выходу. Промчавшись по коридору с пустыми крючками для картин, Рути выбежала в прихожую и толкнула тяжелую входную дверь.
— Стой! Не уходи! — крикнула ей вслед Кендайс. — Мы еще не договорили!
Но Рути была уже на крыльце. Не снижая скорости, она подбежала к пикапу и, запрыгнув в кабину, захлопнула за собой дверцу.
— Гони! — крикнула она Баззу, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом.
— Что случилось? Ей что-нибудь известно? — спросил Базз, запуская двигатель.
— Эта Кендайс — сумасшедшая. Она ничем нам не поможет.
В зеркале заднего вида Рути видела, как Кендайс выскочила на крыльцо и некоторое время бежала за пикапом.
— Подожди! Ты должна узнать кое-что важное!.. — услышала Рути ее крик.
Рути
— Хотел бы я знать, что именно ты ищешь, — сказал Базз лениво.
— Я сама точно не знаю, — ответила Рути, качая головой.
Домой они вернулись только к восьми. После чая с печеньем Рути принялась обыскивать книжные шкафы, полки и ящики, а Базз поставил на кухонный стол ноутбук и стал показывать Фаун какую-то компьютерную игру, в которой нужно было охотиться на инопланетян. С игрушкой девочка освоилась довольно быстро: с помощью стрелок она уверенно направляла свой космический корабль в нужную сторону и сбивала чужие звездолеты выстрелами из лазерной пушки, нажимая на клавишу «шифт». Внимание Фаун было целиком поглощено игрой, но Базз время от времени поглядывал на Рути.
— Нет, Фаун, зеленые пришельцы — наши союзники, их не надо сбивать. Вот если увидишь красных — сразу стреляй, — сказал он, и Рути с признательностью ему улыбнулась.
— Спасибо, — произнесла она одними губами, и Базз улыбнулся в ответ. Рути действительно была ему благодарна — он взял отгул, чтобы свозить ее в Коннектикут, а теперь сидел и развлекал Фаун, благодаря чему у нее появилась возможность проверить одну свою догадку.
В конце концов, она отыскала в комоде единственный семейный фотоальбом и пару обувных коробок с фотографиями. Все это она перенесла на кухню, чтобы внимательно просмотреть.
— Нажми F6 для перехода в подпространство, — подсказал Базз девочке.
— А что такое «подпространство»? — тут же спросила она.
— Это такое пространство, в котором можно двигаться со скоростью света и даже быстрее. Это очень удобно, когда надо уйти от погони.
Рути тем временем листала альбом, который начинался с младенческих фотографий Фаун. Вот она в коляске, вот ее первые самостоятельные шаги, ее первый трехколесный велосипед, ее первый зуб… На снимках изредка попадались родители или сама Рути, но было совершенно очевидно, что главная звезда этой бесконечной фотосессии была именно Фаун и никто иной.
В конце концов, Рути снова вернулась к первой странице альбома — к фотографии, на которой отец и мать держали на руках ее новорожденную сестру. У Фаун было красное сморщенное личико, большие, как у совы, глаза с удивлением взирали на мир. Здесь же в углу была и сама Рути — нескладная и некрасивая (это впечатление еще больше усиливалось благодаря уродливой стрижке, которую сделала ей мать) девочка-подросток, глупо ухмыляющаяся в объектив. Кроме них четверых на фотографиях больше никого не было. Мамины и папины родственники давно умерли, и Рути никогда не было ни бабушки, к которой можно было бы поехать на День благодарения, ни двоюродных братьев и сестер, с которыми можно было подраться на Рождество.
