— Госпожа, будет лучше, если ты подчинишься распоряжениям царя.
— Я согласна это сделать, Марвуз.
Царица посмотрела на него так пристально, что он смущенно опустил глаза и, попрощавшись, быстрым шагом пошел прочь.
Распоряжения Маану были четкими: похоронить Абгара так, как тот желал, а затем, как только будет запечатан царский мавзолей, стражникам надлежало схватить предводителей христиан — ненавистных Хосара и Фаддея. Также следовало разрушить все храмы, в которые приходили молиться христиане. Кроме того, Маану поручил Марвузу лично разыскать и доставить во дворец пресловутое полотно.
Царице не позволяли выходить из своей комнаты до третьего дня после смерти Абгара. Все это время тело царя находилось на богато украшенном ложе, поставленном в центре первого храма, воздвигнутого по воле Хосара в честь Иисуса.
Царская стража охраняла тело человека, некогда бывшего их царем, а жители Эдессы шли в храм, чтобы отдать последние почести царю, который в течение стольких десятилетий обеспечивал мир и процветание своему народу.
— Госпожа, вы готовы?
Марвуз пришел к царице, чтобы отвести ее в храм. Оттуда она вместе с Маану пройдет в процессии до мавзолея, где Абгар обретет вечный покой.
Царица надела лучшую тунику и самое роскошное покрывало, а также украсила свое одеяние лучшими из имеющихся у нее драгоценностей. Она выглядела величественной, несмотря на то что на ее лице были видны глубокие морщины и лежала печать страданий. Когда они пришли в маленький христианский храм, он был до предела заполнен людьми. Здесь был весь царский двор и самые знатные люди Эдессы. Царица поискала взглядом Хосара и Фаддея и, так и не увидев их, забеспокоилась: где же сейчас могли находиться ее друзья?
На голове Маану блестела корона Абгара. Он был в мрачном настроении: стражники по его приказу должны были привести сюда Фаддея и Хосара, однако их так и не нашли. Кроме того, в том месте, где Священное Полотно хранилось в течение многих лет, его теперь не было.
Один из юных учеников Фаддея стал произносить молитву, что стало началом церемонии прощания. Когда процессия уже собиралась двинуться в сторону мавзолея, к царю подошел Марвуз.
— Господин, мы обыскали дома главных христиан, но нигде не нашли Священное Полотно. Да и Фаддей и Хосар бесследно скрылись.
Начальник царской стражи запнулся: в этот самый момент, продираясь сквозь толпу, Фаддей и Хосар, бледные, как сама смерть, приблизились к царственным особам. Царица, еле сдерживая слезы, протянула к ним руки. Хосар посмотрел на нее с нежностью, но ничего не сказал. Молчал и Фаддей.
По приказу Маану процессия тронулась. Настало время похоронить Абгара, а затем и свести счеты с христианами.
Молчаливая толпа следовала за кортежем до мавзолея. Там, перед тем как зодчий отдал распоряжение запечатать вход в мавзолей, царица попросила дать ей несколько минут, чтобы она могла помолиться.
Когда был положен последний камень и мавзолей запечатали, Маану подал знак Марвузу, а тот, в свою очередь, показал жестом своим стражникам, чтобы они схватили Хосара и Фаддея, и те сделали это на глазах у всех присутствующих. По толпе прокатились возгласы ужаса: люди вдруг поняли, что Маану не собирается исполнять волю Абгара и намерен преследовать христиан.
Люди — кто быстрым шагом, а кто и бегом — бросились к своим домам в поисках спасения. Некоторые шептали, что этой же ночью покинут Эдессу, спасаясь от Маану.
Но было уже поздно. В это время царские стражники уже громили дома наиболее известных христиан, а самих верующих либо хватали, либо даже убивали тут же, перед царским мавзолеем.
Марвуз схватил царицу, на лице которой застыл ужас, и потащил ее во дворец. Но она еще успела увидеть, как схватили Фаддея и Хосара, причем ни тот ни другой не оказал никакого сопротивления и даже не издал ни звука.
На холме, где возвышался царский дворец, стал ощущаться запах пожарищ. Крики людей сливались в отчаянный вопль. Эдесса содрогнулась от ужаса, а Маану тем временем, сидя в тронном зале, пил вино и с удовлетворением смотрел на искаженные страхом лица придворных.
Царице не позволяли присесть, и она стояла: таков был приказ Маану. Рядом с Маану находились Хосар и Фаддей. Их руки были скручены за спиной, а туники — изорваны ударами хлыстов, которыми орудовали царские стражники. Однако ни Хосар, ни Фаддей не произнесли ни слова.
— Врежьте им еще, пусть они умоляют меня о том, чтобы я прекратил их мучения.
Стражники с яростью набросились на двух пожилых людей, но те по-прежнему не произносили ни звука — к удивлению придворных и к ярости царя.
Видя, что Фаддей упал без сознания, а лицо Хосара залито слезами от боли, так как его спина превратилась в кровавое месиво, царица крикнула:
— Хватит! Прекратите!
— Как ты смеешь давать приказания?! — заорал Маану.
— Ты — жалкий трус. Подвергать пыткам пожилых людей — занятие, недостойное царя!
Тыльной стороной руки Маану ударил мать по лицу. Та потеряла равновесие и упала на пол. По залу пробежал шепот ужаса.
— Они умрут здесь, на глазах у всех, если не скажут мне, где спрятано полотно. А еще умрут их сообщники. Все, кем бы они ни были!
Два стражника ввели в зал Марция, царского архитектора, и двух его юных, до смерти перепуганных слуг. Маану обратился к стражникам:
— Он сказал вам, где находится Полотно?
— Нет, царь мой.
— Врежьте ему, пока не заговорит!
— Мы можем ему врезать, но он не заговорит. Его слуги признались, что архитектор сотворил нечто ужасное: еще несколько дней назад он отрезал себе язык.
Царица посмотрела на Марция, затем ее взгляд переместился на неподвижное тело Фаддея и далее — на Хосара. Она поняла, что эти люди решили отрезать себе языки, чтобы никакие пытки не заставили их выдать тайну Священного Полотна.
Она заплакала, пораженная самоотверженностью своих друзей, зная, что ее сын заставит их дорого заплатить за свою неудачу.
Маану затрясся, весь красный от гнева. Марвуз тут же подошел к нему, опасаясь, как бы царь сгоряча не наделал глупостей.
— Царь мой, мы найдем кого-нибудь, кто знает, где они спрятали полотно. Мы обыщем всю Эдессу и найдем такого человека…
Царь его не слушал. Он подошел к матери, рывком поднял ее с пола и, нанося ей удары, закричал:
— Скажи мне, где оно находится! Скажи мне это, иначе я и тебе вырву язык!
Царица начала истерически рыдать. Некоторые из знатных придворных решили вмешаться, устыдившись того, что они трусливо стоят и смотрят, как Маану бьет свою мать. Будь жив Абгар, он тут же приказал бы убить его!
— Господин, оставьте ее! — взмолился один из придворных.
— Царь мой, успокойтесь, не бейте свою мать! — попросил другой.
