— Не говори так, не говори глупостей. Пожалуйста.
— Я — полицейский, и по складу ума, и по характеру. Ты же — человек с университетским образованием, женщина высокого класса, и, независимо от того, во что ты одета, — будь то джинсы или костюм от Армани, — ты всегда выглядишь как знатная сеньора. Мне очень повезло, что ты была в моей жизни, но я всегда знал, что в один прекрасный день ты укажешь мне на дверь, и вот этот день настал. Д'Алаква?
— Он не обратил на меня ни малейшего внимания! Нет, Пьетро, дело не в появлении другого человека. Просто наши отношения не имеют смысла. Ты любишь свою жену, и я это понимаю. Она хороший человек, к тому же красивая. Ты ее никогда не бросишь, просто не сможешь оставить ее одну с детьми.
— София, если бы ты поставила мне ультиматум, я бы выбрал тебя.
Некоторое время они молчали. Софии хотелось заплакать, но она сдержалась. Она твердо решила порвать с Пьетро, и никакие эмоции уже не смогли бы повлиять на это решение, которое она приняла уже давно.
— Думаю, что для нас обоих будет лучше прервать наши отношения. Ты останешься моим другом?
— Не знаю.
— Почему?
— Потому что не знаю. Откровенно говоря, я не представляю, как смогу видеть тебя и при этом осознавать, что ты уже не моя, а еще в один прекрасный день узнать от тебя, что в твоей жизни появился другой мужчина. Мне нетрудно сейчас сказать тебе, что я буду твоим другом, но мне не хочется тебя обманывать, потому что я действительно не знаю, смогу ли оставаться им. И если не смогу, то постараюсь уйти еще до того, как стану ненавидеть тебя.
Софию поразили слова Пьетро. Как же был прав Марко, когда говорил, что нельзя смешивать личные отношения и работу. Но так уж получилось в ее жизни, и того, что произошло, уже не изменить.
— Нет, уйду я. Я только хочу закончить расследование пожара в соборе, хочу посмотреть, что у нас получится с этим немым. После этого я найду другую работу.
— Ну, уж нет, это было бы несправедливо. Я знаю, что тебе несложно будет относиться ко мне как к другу, как к одному из твоих друзей. Проблема возникнет у меня, я же себя знаю. А потому попрошу, чтобы меня перевели в другое место.
— Нет. Тебе нравится работать в Департаменте произведений искусства, в твоей карьере это ведь была ступенька вверх, и тебе не следует жертвовать этим из-за меня. Марко говорит, что мне нужно искать для себя новые профессиональные интересы, да я и сама хотела бы заняться чем-нибудь другим, например, преподавать в университете или же найти себе работу на каких-нибудь раскопках, а может, мне удастся открыть картинную галерею или что-нибудь в этом роде. Я чувствую, что в моей жизни закончился очередной период. Марко чувствует это и подталкивает меня к тому, чтобы я поискала новую дорогу в своей жизни. И он прав. Я хочу попросить тебя только об одном: постарайся продержаться еще несколько месяцев, то есть до того, как мы закончим расследование пожара в соборе. Пожалуйста, помоги нам обоим продержаться эти несколько месяцев.
— Я попробую.
Глаза Пьетро наполнились слезами. Это удивило Софию: она даже не подозревала, что он ее так любит. А может, просто было задето его чувство собственного достоинства?
19
Изаз и Ободас набросились на сыр и финики, которые им дал Тимей.
Они очень устали после многодневного путешествия, а еще больше из-за страха перед тем, что воины Маану догонят их и вернут в Эдессу.
Сейчас они уже находились в доме Тимея, в Сидоне. Харран, начальник каравана, заверил их, что пошлет весточку Сенину о том, что их путешествие успешно завершилось.
Тимей был стариком с проницательным взглядом. Он принял Изаза и Ободаса очень любезно и уговорил их отдохнуть перед тем, как они расскажут ему о своем путешествии. Тимей не удивился их приезду: он ждал их уже несколько месяцев, с тех самых пор, как получил от Фаддея письмо, в котором тот выражал свою обеспокоенность плохим состоянием здоровья Абгара и объяснял непростую ситуацию, в которой могли оказаться христиане в случае смерти царя, даже, несмотря на то, что можно было рассчитывать на некоторую поддержку со стороны царицы.
Старик терпеливо наблюдал за ними, понимая, как измучились их тела и души. Он предложил Изаза и Ободасу, этому настоящему великану, расположиться в его доме и выделил им одну маленькую комнату на двоих (единственную в его доме комнату, не считая той, в которой жил он сам). Его дом был весьма скромным, как и подобает быть дому человека, принявшего учение Христово.
Старик рассказал им, что в Сидоне образовалась небольшая община христиан. Они собирались вместе по вечерам, чтобы помолиться и обменяться новостями: почти всегда либо кто-нибудь приезжал с новостями из Иерусалима, либо прибывали послания от чьих-нибудь родственников из Рима.
Изаз внимательно слушал старика, и, когда они с Ободасом закончили трапезу, он сказал Тимею, что ему нужно с ним поговорить наедине.
Лицо Ободаса недовольно скривилось. Наставления, данные ему Сенином относительно Изаза, были однозначными: не выпускать из виду этого юношу, племянника Хосара, и обеспечить его безопасность, пусть даже ценой собственной жизни.
Старик Тимей, заметив в глазах великана сомнение, успокоил его:
— Не переживай, Ободас. У нас есть свои наблюдатели, и, если люди Маану приедут в Сидон, мы сразу узнаем об этом. Отдыхай спокойно, а я пока поговорю с Изазом. Ты же будешь нас видеть через окно комнаты, в которой вы будете спать.
Ободас не решился спорить со стариком и, перейдя в другую комнату, встал у окна, внимательно наблюдая за Изазом.
Юноша стал разговаривать с Тимеем вполголоса. Его слова сливались с шумом легкого утреннего ветра. Ободасу было видно, что, по мере того как старик слушал Изаза, выражение его лица менялось. На его лице сначала отразился страх, затем — боль, за ней — озабоченность…
Когда Изаз закончил говорить, Тимей ласково сжал его руку и перекрестил его в память об Иисусе. Затем они вошли в дом. Изаз направился в комнату, где его ждал Ободас, и они оба, последовав совету Тимея, улеглись поспать. Им предстояло отдыхать до вечера, до того момента, когда соберется маленькая община христиан Сидона. Сидон был теперь их новой родиной, ибо они знали, что никогда уже не смогут вернуться на родину предков. Если бы они сделали это, Маану приказал бы их убить.
Тимей пошел в храм, примыкавший к его дому. Там, опустившись на колени, он стал молиться, прося Иисуса, чтобы тот подсказал ему, что делать с тайной, которую поведал ему Изаз и во имя которой Хосар, Фаддей, Марций и другие христиане пожертвовали собой.
Теперь только он и Изаз знали, где находится погребальный саван Господа. Тимея пугала мысль о том, что когда-нибудь им придется поведать эту тайну кому-нибудь еще, ибо Тимей уже стар и час его смерти близок. Изаз пока еще молод, но что будет, когда и он состарится? Возможно, Маану умрет раньше, чем они, и тогда христиане смогут вернуться в Эдессу. А если нет? Кому можно доверить тайну о том, где Марций спрятал саван? Нельзя же было унести эту тайну с собой в могилу.
